— Отец считал это мое увлечение совершенно бесполезным. Зато сейчас оно оказывается очень кстати, когда мы работаем с детьми. Фокусы за считаные минуты позволяют детям расслабиться, открыться. Нам не приходится тратить на это долгие часы. В конце концов, не так-то просто описать свои кошмарные сновидения незнакомому человеку. Это с трудом делают даже дети, для которых воспоминания о прошлой жизни не являются чем-то необычным.

Затем Малахай попросил Джоша рассказать ему в мельчайших подробностях о тех эпизодах, которые его мучили.

— Есть какая-нибудь закономерность в том, когда именно появляются эти истории?

— А должна быть?

— На самом деле никаких строгих правил здесь нет, однако порой встречаются любопытные моменты, на которые стоит обратить внимание.

Джош покачал головой.

— Я ничего такого не замечал.

— В них есть какой-либо хронологический порядок, последовательность?

— Это воспоминания о событиях, которые я никогда не переживал, фантазии, сны. Не знаю, можно ли говорить о какой-либо последовательности.

— А какова ваша эмоциональная реакция на эти воспоминания? Как вы себя чувствуете потом?

Этот вопрос заставил Джоша умолкнуть. Ему было очень непросто рассказать кому бы то ни было, тем более совершенно чужому человеку, о той переплескивающейся через край скорби по отношению к женщине, чьего имени он даже не знал. При этом у него не было никаких сомнений в том, что он очень ее подвел.

— Я фотограф. Я запечатлеваю действительность. Фотографирую то, что вижу перед собой. Я не могу иметь дело с образами, которые нельзя запечатлеть на фотопленке.

— Я прекрасно вас понимаю, — согласился Малахай. — Чувствую, как тяжело для вас все это, поэтому задам вам еще всего несколько вопросов. Вы не возражаете?

— Нисколько. Я очень признателен вам за все, что вы делаете. Просто я…

Райдер испытал невероятное облегчение, когда понял, что его здесь принимают, что наконец нашелся человек, который его слушает, не качая головой и не торопясь поставить ему градусник.

— Вы хотели сказать, что опустошены. Я знаю, Джош, это очень мучительно. Вы можете оценить, сколько времени продолжаются эти эпизоды?

— Секунд по двадцать, по тридцать. Один продолжался несколько минут.

— А вы можете сами их вызывать?

— Зачем мне это нужно? — с искренним негодованием спросил Джош, и Малахай улыбнулся, услышав отвращение, прозвучавшее в его голосе.

— Хорошо, в таком случае я спрошу, можете ли вы их предотвращать?

— Иногда. Слава богу.

— А вы можете обрывать их, если они уже начались?

— Не всегда. Это требует колоссальных усилий.

— Но иногда вы все же пробуете это сделать?

Джош кивнул.

— На протяжении такого эпизода вы испытываете физический или моральный дискомфорт? Вы можете описать свои чувства?

На этот вопрос Джош тоже не ответил. Он не знал, как объяснить это словами.

Голос Малахая был полон сочувствия:

— Вы смотрите на меня так, словно я хирург-маньяк, приближающийся к вам со скальпелем в руке. Сожалею, если у вас возникло ощущение, будто я пытаюсь проникнуть в самое сокровенное, но все это необходимо проделать.

— Просто я чувствую себя так, словно покинул собственное тело. — Джош устремил взгляд в окно, на деревья, терзаемые сильными порывами ветра. — У меня такое ощущение, будто я полностью оторвался от действительности и свободно плыву в другом измерении.

Каждое слово он проговаривал так, словно оно было горьким, даже ядовитым. За это время мальчик собрал все спички и вернул их Джошу.

— Prego?[5]— попросил он.

Джошу не надо было гадать. Он знал, что ребенку нужно новое волшебство. Мальчик хотел отвлечься, и Райдер не упрекал его за это.

Габриэлла сидела у кровати профессора и смотрела, как ее наставник боролся за каждый вдох. Эта внезапная беспомощность казалась ей какой-то нелепой. Всего два дня назад они, облепленные грязью, вспотевшие, находились под землей и занимались тем, что было главным в их жизни. Если не считать Куинн, трехлетней дочурки, по которой Габриэлла очень скучала, ничто не привлекало ее так сильно, как поиски древних секретов. За последние несколько лет в ее жизни произошло слишком много неприятных перемен. Только поездки в Рим, раскопки за городскими воротами помогали ей сохранить рассудок.

Ничто не могло сравниться со сладостным мгновением нового открытия. За последний сезон их было сделано особенно много. Возможно, самым волнующим за всю ее карьеру было то мгновение, когда она три недели назад на глазах профессора Рудольфо, стоявшего рядом, осторожно смахнула толстый слой пыли и увидела деревянную шкатулку, сжатую в руках мумии. Еще одно движение кисточки обнажило затейливый резной узор на ее крышке.

— Вы только посмотрите на это, — зачарованно прошептал Рудольфо. — По-моему…

Он наклонился к шкатулке и принялся внимательно рассматривать изображение, вырезанное на ней.

— Да, это феникс. — Профессор узнал птицу, которая во многих древних культурах символизировала возрождение.

Ученые переглянулись. Им была хорошо известна древнеегипетская легенда, восходящая к временам правления фараона Рамсеса Третьего, о деревянной шкатулке, очень похожей на эту. В ней якобы хранилось сокровище, бесценные камни, которые охранял феникс, изображенный на крышке.

Ни Габриэлла, ни Рудольфо не смели произнести вслух то, о чем подумали. Неужели это та самая шкатулка из Древнего Египта? Здесь, в Риме, в гробнице четвертого века нашей эры?

Габриэлла продолжала терпеливо сметать пыль и мелкий мусор из глубоких вырезов на деревянной крышке, однако то, что она чувствовала, никак нельзя было назвать терпением. Как правило, археолог сам уничтожает свои собственные находки, однако сейчас, впервые за всю карьеру Габриэллы, это было не так. Одних только предыдущих открытий было достаточно для того, чтобы считать эти раскопки значительным событием. Но содержимое шкатулки могло стать самой важной находкой в ее жизни.

Иногда раскопки могут продолжаться десятилетиями, однако это был не тот случай. Гробница не обрушилась. Над ней никогда не было возведено ни одного здания. Это была одна из загадок, поразивших Габриэллу и профессора Рудольфо. Почему именно эта территория осталась нетронутой? Каким чудом в мире, даже в непосредственной близости с крупными городами, остаются места, где прошлое находится так близко к поверхности?

В этих раскопках тайной было окутано все, даже то, как именно было обнаружено это место.

С тех пор прошло уже четыре года. В то воскресное утро шел снег, и старый студенческий городок Йельского университета был окутан толстым белым покрывалом. Габриэлла пересекала площадь и радовалась тому, что из дома вышла рано. Стояло чудесное зимнее утро, тихое и искрящееся. Она почти наслаждалась им.