— Плохой конец, плохой конец, не хочу! — вопила она, услышав, что дуровскую свинью Чушку-Финтифлюшку собирается разорвать медведь. А к страданиям несчастной Аленки осталась равнодушна.

Родители Ф. А. Абрам Григорьевич и Софья Борисовна Вигдоровы («папа Аба» и «мама Соня»).

Брат Ф. А. Исаак Абрамович Вигдоров (Изя) в гостях на даче. Дети (справа налево): Галя, Саша и сосед по даче Шурик. Июль 1947 года.

И. А. Вигдоров с отцом Абрамом Григорьевичем, невестой Машей и племянницей Сашей. Лето 1947 года.

3 августа 47.

— Трогательная книга, — говорю я, дочитав «Далекие годы» [Автобиографическая повесть К. Паустовского. — А. Р.].

— А кто ее трогает? — спрашивает Саша.

Мы с Галей смеемся.

— Ну, а ты как понимаешь это слово? — спрашиваю я Галю.

— Трогательная — это значит грустная. И это значит, что она трогает все внутри. — И Галя показала рукой на сердце.

* * *

Галя хорошо катается на велосипеде — настоящем, большом, двухколесном.

20 августа 47.

Галя, лукаво-торжествующим голосом:

— Мама, я хочу предложить тебе один вопрос. Хочу предложить тебе выгодную сделку. Что бы ты выбрала: 16 корзин с самыми вкусными вещами или нас, своих двоих детей?

У них с Таней бесконечные разговоры на эту тему: что бы ты выбрала — красивое платье, 10 пирожных или 5 книг? Что бы ты выбрала: велосипед, библиотеку с самыми лучшими книгами или все игрушки, какие только есть на свете?

Галя во всех вариантах неукоснительно выбирает книги и не может устоять только перед велосипедом.

* * *

Сейчас идет дождик. На террасе собрались дети — играют.

Сначала тянут жребий — кто мама? Бумажку со словом «мама» вытягивает Таня. Потом начинается спор — кто дети?

— Дети — я, Саша, Сева, Марина и вот эта кукла, — говорит Галя.

— Пять детей? — в ужасе восклицает Таня.

— Ну что ж, — мать-героиня, — спокойно отвечает Галя.

— Ну давайте начинать домашнюю жизнь! — кричит она.

И начинается: болен ребенок, по телефону вызывают врача, врач спрашивает адрес и не забывает осведомиться, есть ли лифт, а потом сердится на то, что лифт не работает. Ходят на рынок, готовят обед, едут на автомобиле, с автомобилем — авария, задавили двоих детей, на сцену является милиционер — и всё в таком же роде, безумно и однообразно.

Саша, конечно же, играет роль больного ребенка. На вопросы врача отвечает пространно и с видимым удовольствием. Ей ставят банки из белых шашек, и она очень волнуется, вскрикивает и в какой-то миг готова заплакать по-настоящему.

Девочка Марина зимой долго лежала в больнице. Поэтому она свободно оперирует словами «главврач», «пенициллин», «укол в вену» и т. д.

* * *

Галя читает Диккенса. Соединенными усилиями Галя и мама Соня превратили англосакса Давида Копперфильда в обыкновенного еврея: мама Соня говорит «Гопперфильд», а Галя зовет его «Давыд».

Иногда, по вечерам, когда Саша уже спит, я читаю Гале вслух. На днях мне попалась глава, где рассказывается о смерти матери Давида. Я не могла удержаться от слез, и конец главы мы должны были прочитать про себя. Прочли, помолчали. Потом Галя сказала:

— Мы с тобой умрем вместе, в один день.

* * *

Саша:

— Мама, маленьких детей всегда любят больше, чем больших. Но ты нас с Галей любишь одинаково потому, что у нее нет папы?

13 сентября 47.

Саша чутко прислушивается ко всем моим разговорам с Галей. Если услышит, что я Галю ругаю, тотчас же спрашивает (чаще шепотом):

— Ну, а теперь ты тоже любишь нас одинаково?

14 сентября 47.

Вчера был мутный и тяжелый день. Шура работал. А Галя и Саша мешали ему — шумели, смеялись, дразнили друг друга. Они так же вели себя и позавчера, когда я была в Звенигороде. Вчера я поговорила с Галей серьезно, без раздражения. И через полчаса они снова верещали и смеялись, как ни в чем не бывало.

Мне кажется, я в 10 лет была поумнее и не шумела, если меня об этом просили. А, может, на расстоянии двадцати лет все кажется иначе? Но отвечала она с какой-то наглостью и, по-моему, хорошо понимала, что возражения ее нелепы.

— А зачем, — говорила она, — Шура поступал на писательскую работу, если он не умеет писать при шуме? А почему ты, когда работаешь, не обращаешь внимания на то, что мы шумим? Что же нам — сидеть и не двигаться?

И все в таком же тоне. Отвечать разумно было трудно. Очень хотелось отшлепать.

Чтоб прекратить дебаты и дать все же Шуре закончить работу, уволокла обеих на Патриаршие пруды…

Ф. А. с Галей и Сашей. Патриаршие пруды. Осень 1947 г.

19 сентября 47.

Я удивляюсь ответу на задачу, говорю:

— Что-то очень нелепо.

Галя:

— Так ведь это задача!

Я:

— Что ж, по-твоему, раз задача, значит, в ней могут быть нелепые ответы?

Галя:

— Ну конечно! В задаче, например, пишется, что кило яблок стоит 4 рубля — что же, по-твоему, это правда?

* * *

Галя читает вслух задачу, в которой надо вычислить, сколько сена поедают козы. Анисья Матвеевна слушает-слушает, а потом с сердцем говорит: «И зачем только такие задачи выдумывают! Сколько надо козе, столько она и съест!»

* * *

Саша:

— Галя, что бы ты выбрала: корзину с яблоками или меня?

Галя:

— Как когда!

Саша, торжественно, с дрожью в голосе:

— А я бы всегда выбрала тебя! Мама, правильно я говорю?

* * *

Мы с Сашей гуляем. Я прикасаюсь к ее носу и говорю:

— Совсем холодный!

Саша отвечает с возмущением:

— Ты что, папа? Только он щупает нос.

* * *