и лёгкая. Нагма быстро сбросила всё с кровати на пол и притащила новую перину с простынями.

— Вот чистая ночнушка, — подала она кружевную тряпочку.

— Давай оботрем её сначала. Влажными салфетками.

Уложив девочку обратно в постель, взял блокнот с нагмиными набросками старшего принца. Симпатичный мальчик.

— И как тебе Биринт Перидорович?

— Ну, ему десять, — сказала Нагма, помогая мне с гигиеной пациентки, — все мальчишки в этом возрасте ужасно противные.

Подумав, она добавила:

— Да и потом, в общем, тоже.

— У некоторых это проходит, — заверил я её. — А теперь тащи сюда фонарь и дай мне скетчбук. Всё возможное я сделал, пора переходить к невозможному.

* * *

— Она умирает, — сказал Перидор утвердительно.

Его Величество не подходит близко и старается не смотреть на дочь. Я не виню его. Император не может позволить себе слабость, на нём не один ребенок, а тысячи. Отгородиться эмоционально, вести себя так, словно худшее уже случилось, — не самый плохой способ пережить ситуацию.

— Состояние очень тяжёлое, — не отрицаю я. — Но я делаю всё возможное и даже больше. Шансы есть.

— Не так уж вы всесильны, как говорите… — Перидор развернулся на каблуках, звякнув шпорами, и вышел.

Кажется, я дурно влияю на наш корпоративный имидж, но ничего не поделаешь — чудо всё никак не случается. Медикаментозное лечение помогает слабо, а референс не то, чтобы не берется. Берётся. Я вижу, как должен измениться мир. Но стопка набросков ребёнка в кровати так его и не изменила. Может быть, этот мир не хочет меняться в нужную мне сторону. А может, Теконис прав, и мой странный орган, который работал с Великим Фракталом Мультиверсума, просто выработал свой ресурс. Даже если этот орган я сам и есть. Творческий климакс.

Девочке не становится лучше, она зависла на грани и может оказаться по любую её сторону с вероятностью примерно равной. Нагма вся извелась, но тоже ничем помочь не может. На запрет она наплевала почти сразу, сначала помогая рисовать мне, потом попробовала сама — но безрезультатно. Может, и не во мне дело. Иногда так бывает. Возможно, я взял бы этот референс «на рывок», как сделал это со Змеямбой и Калидией, но тогда я, скорее всего, просто умру. И не факт, что добившись результата, а не просто так. И Нагма мне этого не простит, потому что «остаться одной» для неё до сих пор самый сильный страх.

* * *

— И что, больше никак? — спрашивает Мейсер.

— Если Катрин впадет в кому, то не поможет уже ничто. Это может случиться в любой момент.

— Хорошо, поступайте как считаете правильным, я попробую уговорить Перидора.

— Пошли, — сказал я Нагме. — Я несу девочку, ты — медицинский кейс.

— Куда?

— Пошли быстрей, пока никто не спохватился. Может, Мейсер и уболтает Перидора, но это точно займёт время, которого у нас нет.

Девочка не приходит в сознание и с трудом дышит, я уже не уверен, что её состояние обратимо, но не могу не попробовать. Умница Нагма не задаёт больше вопросов, хватает вещи и бежит за мной. Служанка в коридоре уже открыла было рот, но, посмотрев мне в глаза, захлопнула его так, что зубы клацнули. Кинулась опрометью к лестнице — докладывать, что чужой страшный шарлатан поволок куда-то принцессу. Надеюсь, среагируют на это не сразу.

— У нас будут неприятности, пап?

— А как же! — оптимистично подтверждаю я. — Непременно! Но есть и плюсы — у них будет время успокоиться и подумать…

Прижимая ребёнка к себе левой, правую прикладываю к тёмной, неприятной на ощупь пластине на стене.

— Открывай!

Нагма толкает дверь, и мы оказываемся не в кладовке для мётел, а в том странном доме, который Мейсер назвал «убежищем». Будем считать, что ситуация действительно угрожает жизни, хотя и не нашей. За моей спиной дочь закрыла дверь, отсекая нас от того среза. Ну что же, технически мы в другом мире. Вирусная инфекция должна прекратиться. Теоретически. Не поверю, пока сам не увижу. Последствия… Может быть, вне вирусного фактора я вытащу её и так.

Кровать обнаружилась за второй дверью. Здесь совершенно нет пыли, воздух не затхлый, продукты в кладовке выглядят свежими. Такое впечатление, что пока тут никого не было, время не двигалось. Но это, наверное, не так. Если попробовать себе вообразить бесконечное множество перпендикулярных временных линий, пересекающихся при этом всегда в одной, но любой из произвольно выбранных точек, то голова лопнет, наверное. А голова мне ещё нужна. Я в неё ем.

Катрин стало лучше уже через час. Она пришла в себя, открыла глазки. Ещё слишком слаба, чтобы говорить, но это уже больной, а не умирающий ребенок. Разница настолько разительная, что выглядит настоящим чудом.

— Ты молодец, пап! — сказала Нагма. — Ты здорово придумал.

— Давай карандаш и блокнот, — вздохнул я, — постараемся ускорить процесс. И запусти там почтовую капсулу. Помнишь, как?

— Да вроде несложно. А что написать?

— Ну, напиши, что пусть не волнуются, принцессу вернём. Скоро. Или нет, как выйдет.

* * *

— Вы представляете себе, как нас подставили? — беснуется Мейсер.

— Нет, — отвечаю я без особого интереса, — не представляю.

Референс в том странном мире брался легко, как никогда. Видимо, ему плевать, что будет с какой-то совершенно посторонней ему девочкой. Катрин выздоравливала на глазах, и теперь она определённо вне опасности, но я адски вымотался. Не спал… Сколько?

— Четыре месяца! — продолжает меня отчитывать Мейсер. — Перидор был уверен, что мы украли ребенка, чтобы его шантажировать. Или девочка умерла, а мы её спрятали и морочим ему голову, чтобы не признаваться. Или что это заговор врагов короны, и вы похищены вместе с Катрин. Или… В общем, не буду перечислять все версии, но воображение Его Величества не уступает его паранойе.

— Зато у него всё ещё есть дочь, — зевнул я. — И Красный Мор ей не страшен, потому что иммунитет.

— Это, конечно, прекрасно. Но какого дьявола вы там так долго делали? Надо было зайти и сразу выйти! Инфекция всё равно была бы уничтожена, а здесь набежало бы пара часов, не больше.

— Высокий риск вторичной инфекции. Да и перенесённый энцефалит мог оставить последствия для центральной нервной системы. Здесь я не мог