На втором курсе преподаватели практических занятий отмечали такое качество, как «нерешительность, граничащая с трусостью».

Был случай, когда он на экзамене, посчитав, что ему необъективно занизили оценку, из-за чрезмерного волнения потерял сознание и упал в обморок.

Сотрудники наружного наблюдении 7-го управления КГБ, обучавшие слушателей академии искусству выявления слежки за собой, в отзыве на Резуна отмечали:

«Объект на маршруте вел себя неспокойно, часто совершенно нелегендированно оглядывался, применял шаблонные приемы проверки для обнаружения за собой слежки, дважды завязывал шнурок на ботинке с целью обнаружить слежку, проверялся грубо и непрофессионально».

И все же академию он окончил и вскоре неожиданно для других офицеров осенью 1974 года выехал в первую и последнюю загранкомандировку в престижную страну — Швейцарию на должность сотрудника советского постоянного представителя в ООН с местом работы в Женеве. Такие служебные взлеты бывали редко у кого из выпускников.

Там он тоже зарекомендовал себя крайне осторожным, неконтактным человеком, робко осваивающим «крышевую» должность. Сторонился иностранцев, не сходился близко с коллегами, вел довольно замкнутый образ жизни, считая себя специалистом-аналитиком по открытым источникам информации. Таких «спецов» профессионалы-агентуристы называли «портными с ножницами». Они «кроили» местные журналы и газеты, выбирая из них нужную информацию, которая иногда оценивалась нормально в Центре — тогдашнем 9-м управлении информации ГРУ. На большее такие «специалисты» не годились.

Но для разведчика, особенно за рубежом, нужен результат первой категории, каким во все времена была вербовка иностранца в качестве поставщика нужной информации — агента.

Резун понимал, что скоро командировка закончится, а он окажется с нулевым результатом — «баранкой», что сулило ему с учетом характеристик довольно-таки туманные перспективы в дальнейшей службе.

Не случайно резидент ГРУ в Швейцарии — непосредственный начальник Резуна, один из опытнейших военных разведчиков, генерал-майор Глотов дает подчиненному после первого года работы такую характеристику:

«Весьма медленно усваивает методы разведывательной работы. Работает разбросанно и нецелеустремленно. Жизненный опыт и кругозор малы. Потребуется значительное время для преодоления этих недостатков».

Для того чтобы поднатаскать Резуна в «деле», Глотов однажды поручил своему заместителю задействовать его в проверочных мероприятиях по закладке подобранного тайника. Нужно было заложить учебный контейнер. Резун об этом не знал, так как ему ставилась «боевая» задача. Они подъехали к месту расположения тайника.

Этот эпизод так описал коллега Резуна — Александр Кадетов:

«Заместитель резидента повернулся к Резун у и увидел, что его напарник сидел бледный как полотно и не мог говорить. Он ничего не слышал, его охватил смертельный страх, нижняя губа у него отвисла и тряслась. На него было противно смотреть.

— Что ты испугался, бери контейнер, иди ищи тайник и закладывай, — властным голосом руководитель попытался вывести Резуна из оцепенения. Однако тот продолжал сидеть, не двигаясь, и молчал, как истукан. Казалось, он ничего не слышал и совершенно отключился. Карта в его руках тряслась. Заместитель резидента выругался в сердцах, вышел из машины и скрылся в кустах. Отыскал нужный пень, заложил контейнер и вернулся к машине…

— Эх ты… Твоя фамилия не Резун, а Дристун…»

Следует отметить, что капитан Резун охотно занимался хозяйственными делами. Практически он исполнял должность денщика при семьях руководителей. Ярко это проявилось, когда на смену Глотову прибыл генерал Александров — бывший работник ЦК КПСС. Особенно Владимир угождал генеральше, мотаясь с нею на автомашине по магазинам, ателье и «блошиным рынкам» — барахолкам.

В Женеве семья Резуна жила отдельно от семей советских граждан, в доме, где обитали иностранцы. Проживание по соседству с американской миссией создавало благоприятные условия для внедрения в квартиру советского гражданина техники слухового контроля. На первом этаже дома находилось также бюро фирмы США по продаже пишущих машинок. Эта фирма на самом деле являлась прикрытием американской разведки, силы которой в Женеве были в тот период, как никогда, велики.

До июня 1977 года на одной лестничной площадке с квартирой Резуна обитала молодая, незамужняя англичанка, работавшая в международной организации здравоохранения, а после ее переезда в другой дом в квартире этажом ниже, под «кабинетом и спальней» будущего «великого писателя с мировым именем», поселилась одинокая американка. Причем автомашина Резуна «Тойота Краун» стояла рядом с автомобилем иностранки в одном двухместном боксе, расположенном в подвальном помещении дома. Обе эти женщины подозревались в принадлежности к иностранным спецслужбам.

Как уже отмечалось, за почти двухлетнее пребывание за рубежом разведчик Резун не установил практически ни одного полезного знакомства, нужного для выполнения служебных задач. Он боялся общения с иностранцами и даже сторонился их, пугаясь своей психологической слабости. Однако в апреле 1977 года он неожиданно «по собственной инициативе» (к тому времени уже вовсю шла разработка советского офицера резидентурой британской разведки в Женеве) познакомился с редактором английского журнала «Международное военное обозрение» Рональдом Фурлонгом, который к тому же нежно «любил сильный пол». Его гомосексуальные наклонности были известны руководству МИ-6. Редакторство — это была его «крыша». На самом деле он являлся кадровым сотрудником разведки Великобритании.

Резун искал материалы для «ножниц», а поэтому решил зайти в редакцию журнала, где и познакомился с Рональдом. Вот как описывает первое впечатление Фурлонга от встречи с Резуном Александр Кадетов:

«Память вытащила на поверхность этот эпизод, когда он впервые встретился и познакомился с Владимиром Резуном… Советский дипломат посетил его редакцию. В глаза бросились округлости его женоподобной фигуры, короткие ноги, толстые ляжки, большая круглая голова, пухлые женские губы, румяные, как у девушки, щеки.

Как опытный педераст, Фурлонг сразу безошибочно определил, что перед ним стоит его возможный сексуальный партнер. Все признаки налицо, он не мог ошибиться: русский уже неоднократно бывал предметом мужского вожделения. Надо было не упустить шанс, чтобы эта встреча не оказалась последней. У его бывшего любовника, архивариуса французского посольства Франсуа Лагранжа, закончилась командировка… Посетитель, похоже, сам шел на контакт, подробно интересовался тематикой журнала, стоимостью подписки, с большим вниманием просматривал издания, задавал вопросы, не торопился уходить. Возможно, — Фурлонг это не исключал впоследствии при анализе, — что русский дипломат и сам почувствовал родство душ, точнее, тел».

Знакомство быстро развивалось. Скоро выяснилось, что оба занимаются нумизматикой, поэтому стали обмениваться монетами. Рональд иногда приглашал Владимира на ленч в ресторан. Оплачивал расходы всегда англичанин — русский не возражал, а потом так и привык к «дармачку». Наверное, не хотел вспоминать истину, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках.