— Арабы могли бы поручить дело тем же исполнителям, которые убили полковника Алона, — мечтательно предположил Мошевский, оскалив зубы в крокодильей улыбке.

Корли устало покачал головой.

— Это обычные наемные убийцы, и вам это известно. Не хватало нам стрельбы в госпитале. Как-нибудь в другой раз, если вам так неймется, можете хоть устроить митинг на ступенях миссии ОАР[7] и обличать палестинских террористов, облачившись в красный спортивный костюм. А сейчас мне приказано обеспечить вашу безопасность. — Он снова повернулся к Кабакову. — По словам врача, вам следует минимум неделю провести лежа на спине. Утром пакуйте свое подкладное судно — отправитесь в Бетесду. Прессе сообщим, что вас переводят в Сан-Антонио, в ожоговое отделение госпиталя Брук-Арми.

Кабаков прикрыл глаза. В Бетесде он попадет в лапы бюрократов. Они станут истязать его просмотром фотографий подозрительных арабских рож и не выпустят месяцев шесть. Только он вовсе не собирается в Бетесду. Ему ведь и нужно-то самую малость — чуть-чуть ухода, абсолютное уединение и нора, где можно на несколько деньков расслабиться и где некому будет за ним надзирать да командовать. Такое место Кабакову было известно.

— Корли, у меня возникла идея получше, как мне устроиться. Скажите, в полученных вами указаниях речь шла о конкретном месте?

— Нет, на меня просто возложили ответственность за вашу безопасность. И я обещаю: хотите вы этого или не хотите, вы будете в безопасности. — В его словах прозвучала невысказанная угроза, намек на то, что в случае отказа от сотрудничества госдепартамент мигом вытурит Кабакова обратно в Израиль.

— Что ж, тогда я попробую обеспечить ее самостоятельно. Утром вы сможете во всем сами удостовериться и, надеюсь, будете вполне удовлетворены.

— Я ничего не обещаю.

— Но вы хотя бы обещаете отнестись к этому беспристрастно? — Кабаков терпеть не мог упрашивать и выклянчивать.

— Посмотрим. А тем временем я расставил по этажу пятерых парней. Вижу, вам не дает покоя проигранный раунд, не так ли?

Кабаков ответил ему каким-то странным взглядом, и федеральный агент внезапно вспомнил, как в Мичигане, когда был мальчишкой, наткнулся в лесу на барсука, пойманного в капкан. Зверь кидался на него, пытаясь избавиться от впившихся в него зубьев тяжелой стальной пасти, и кость, торчащая из сломанной барсучьей лапы, рыхлила лесную подстилку. Глаза Кабакова были сейчас точь-в-точь как у того барсука.

Лишь только Корли покинул комнату, израильтянин попытался сесть, но, почувствовав головокружение, снова откинулся на подушку.

— Мошевский, позвони Рэйчел Боумен, — сказал он.

Телефон Рэйчел Боумен, доктора медицины, был внесен в телефонный справочник Манхэттена. Мизинцем — единственным пальцем, пролезающим в отверстия диска, — Мошевский набрал номер и попал в службу ответов. Доктор Боумен, сказали ему, уехала на три дня.

Мошевский отыскал ее домашний номер в манхэттенской адресной книге, и ему ответила та же телефонистка. Да, подтвердила она в ответ на его вопрос, клиенты оставляют им свои координаты. — А есть ли у них телефон, по которому можно связаться с доктором Боумен? — К сожалению, она не имеет права давать подобную информацию.

Мошевский попросил не вешать трубку и позвал из коридора стоящего там на страже фэбээровца. Тот назвал себя телефонистке и подождал, пока она проверит его личность.

— Доктор Боумен в Поконских горах, на горе Марри-Лодж, — наконец сообщил он. — Она предупредила службу ответов, что перезвонит из номера отеля. Это было вчера, но она до сих пор не дала о себе знать. Думаю, вы понимаете: раз она собиралась сама звонить из номера и не планировала давать свой телефон, это может означать, что доктор Боумен думала зарегистрироваться под чужим именем.

— Да, да, — прокашлял Кабаков.

— Небось трахаться поехала, — брякнул агент.

Что ж, подумал Кабаков, чего ты хотел, если за семь лет ни разу не удосужился позвонить?

— Как далеко отсюда это место?

— Часа три езды.

— Поезжай, Мошевский, привези ее.

* * *

В семидесяти милях от госпиталя, в Лэйкхерсте, штат Нью-Джерси, Майкл Лэндер возился с ручкой настройки телевизора. Хотя изображение было прекрасным — аппаратура Лэндера всегда работала безукоризненно, — он никогда не был доволен. Далиа и Фазиль не проявляли признаков нетерпения. Наконец Лэндер оставил телевизор в покое. Шестичасовая сводка новостей уже началась.

— ...Взрыв, прогремевший ранним утром в Бруклине, унес жизнь Бенджамина Музи, торговца импортными товарами. Второй человек, находившийся в квартире, тяжело ранен, — говорил комментатор. — Предлагаем репортаж, переданный с места происшествия Фрэнком Фризеллом.

Комментатор, ожидая, пока запустят пленку, с глуповатым видом уставился в камеру. Потом на экране, среди змеящихся пожарных кишок перед домом Музи появился Фрэнк Фризелл.

— Взрывной волной разворотило стену кухни. Незначительный ущерб причинен соседнему дому. На пожар приехало шесть пожарных машин с командой в тридцать пять человек. Только через полчаса с небольшим им удалось локализовать очаг пожара. Шестеро пожарных получили отравление продуктами горения; им оказана медицинская помощь.

Кадр сменился. Теперь оператор показывал стену дома с зияющей в ней дырой. Лэндер порывисто подался вперед, к экрану, пытаясь оценить на глаз мощность взрыва. Фазиль тоже пожирал глазами представшую картину.

Пожарные уже сворачивали свое снаряжение — телевизионная бригада, видимо, поспела к самому завершению операции. Фон снова поменялся; пошел кусок пленки, снятый у госпиталя. Какой-то смекалистый телередактор сообразил, что жертв несчастных случаев из 76 округа обычно отправляют в специально оборудованное отделение при госпитале Лонг-Айлендского колледжа, и, видимо, сразу после объявления тревоги послал одну из съемочных групп прямо туда. Группа опередила «скорую помощь», и вот на экране показались санитары, вытаскивающие носилки из машины. Двое покатили их к дверям, третий шел рядом, держа на весу бутылку с раствором для внутривенного вливания. Картинка задержалась — оператора, должно быть, оттеснило толпой, — потом камера вновь приблизилась к санитарам и двинулась параллельным курсом. Короткая заминка у дверей приемной реанимационного отделения, и — крупным планом закопченное лицо.

— Имя пострадавшего Дэвид Кэбов, — сообщил репортер, — адрес пока не установлен. Врачи определяют его состояние как крайне тяжелое. Раненый помещен в госпиталь при Лонг-Айлендском колледже.

— Это же Кабаков! — вскричал вдруг Фазиль. Он злобно оскалился и разразился потоком арабских ругательств.

Далиа побледнела, вспомнив Бейрут, черное дуло скорострельного карабина, изрыгающее страшный веер смерти, отлетающие плитки кафеля в ванной; она вспомнила Наджира, сползающего на пол по забрызганной кровью стене и тоже закричала, проклиная израильтянина.