Циремпил вздыхает, но не отвечает.

– Вы не согласны? – господин Кито в удивлении поднимает брови.

– А что будете в это время делать вы? – вместо ответа спрашивает Дашинимаев, не торопясь раскрыть широкие объятия такому неожиданному и нестандартному работодателю.

– Я буду заниматься своими делами без лишних помех, потому что кое-кто следит за мной и очень назойливо не желает упускать меня из вида. Вы дадите им прекрасную визуальную гарантию моего присутствия здесь, в Дрездене, и обеспечите мне возможность спокойно делать свое дело, не опасаясь, что это дело потом каким-то образом свяжут со мной и попытаются меня обвинить. Таким образом, получается идеальное алиби... Видите, насколько я откровенен... Однако... Я так и не услышал вашего согласия...

Лицо господина Кито по-прежнему излучает внимательное и слегка сосредоточенное ожидание. Даже брови чуть-чуть хмурятся.

– Хотите, я скажу честно, что я думаю по этому поводу? – Вопрос Циремпила сопровождается весомым вздохом, отражающим его сомнения.

Циремпил старается смотреть в глаза господину Кито, надеясь, что сумеет увидеть в них ответ не такой, какой будет произнесен, или же, наоборот, подтверждение произнесенному ответу. Тот уже не улыбается. И глаз, к удовлетворению Циремпила, не отводит. Взгляд умный, старающийся понять. Это располагает к откровенности.

– Говорите.

Несколько секунд Дашинимаев думает, подбирая правильную формулировку, чтобы и высказаться полностью, и собеседника при этом не обидеть, и не толкнуть на более жесткие принудительные меры.

– Я не знаю ваших дел, не знаю, чем вы занимаетесь в действительности, хотя вы были, мне кажется, откровенны со мной. Но предполагаю, что ваша деятельность наплодила вам кучу врагов, которые плотно к вам прилипли в желании мести. И вы обоснованно опасаетесь за свою жизнь...

Он делает паузу, всматриваясь в бесстрастное лицо, но ничего не может прочитать в нем. Господин Кито не перебивает ни отрицанием, ни согласием, молча ожидая продолжения.

– Естественно стремление каждого человека выжить, хотя мне не кажется естественным желание подставить вместо себя в качестве жертвы другого человека. Это не очень благородно и не вписывается в общечеловеческую мораль. Мне не нравится роль жертвы – это я вам говорю откровенно. Не имея возможности отказаться, я вынужденно принимаю ваше предложение, но хотел бы обсудить с вами некоторые дополнительные детали...

– Это уже деловой разговор... – господин Кито не может сдержать радостную улыбку. – Я не слишком обеспокоен желанием некоторых людей со мной расправиться, но вы видите возможный вариант. Есть такие люди, однако они не знают о моем местопребывании уже несколько десятков лет, точно так же, как не знают моего нынешнего имени. И будет невероятным, если они каким-то образом сумеют добраться до этого дома. Что касается деталей... Говорите... Что вас волнует?

– Люди, которые будут со мной... В случае, если меня попытаются убить...

Господин Кито даже не выслушивает вопрос до конца. Отвечает твердо и уверенно:

– Их убьют в первую очередь, потому что они, как известно всем, мои телохранители... Телохранителей убивают всегда первыми, чтобы пройти по их трупам дальше...

– У меня есть гарантия, что они будут защищать меня так же, как защищали бы вас?

– Они отвечают за вас собственной головой. Это люди Востока, воспитанные восточной культурой. Европейцы не соглашаются отвечать головой за свое дело. На Востоке к этому привычны. Поэтому можете не беспокоиться.

– Вы сами должны понимать, что, если они проявят халатность, они этим дадут подозрение, что я и вы – разные лица... В ваших же интересах настроить их соответствующим образом. Это – гарантия вашей дальнейшей безопасности.

– Я прекрасно понимаю это. И хотя по-прежнему утверждаю, что не ставлю себе цель спрятаться от наемных убийц, все же даю вам гарантию полной надежности охраны.

– Тогда я могу сказать только одно: вы заставили меня согласиться...

Циремпил опять вздыхает...

Генерал по-прежнему стучит по столу тупым концом карандаша.

– Смелое утверждение... – после паузы, оставленной Басаргиным на осмысление, говорит один из офицеров-альфовцев. – И выглядит пока бездоказательным... Оно основано только на национальном характере атак? Или вы располагаете какими-то дополнительными сведениями?

– Не только на характере... Право думать так мне дает сам просчет всей системы подготовки настолько мощного террористического акта. Это тоже можно отнести к национальным качествам, свойственным японцам. Но здесь же становится невозможным отмахнуться от факта, который проигнорировали сотрудники ФБР. В мае – июне 2001 года американская разведка перехватила несколько разговоров руководителей «Аль-Каиды». И в этих разговорах не однажды промелькнуло слово «Хиросима». Предполагалось, что так кодируется какая-то готовящаяся операция – что-то связанное с негласным обладанием ядерным оружием или просто радиоактивными веществами, но более точных данных не было. И ФБР списало данные в архив, впрочем, предварительно создав утечку информации. Это обыкновенный уровень работы с прессой. Создается утечка, чтобы общественное мнение поддержало увеличение финансирования их деятельности. Но сейчас разговор о другом. Сразу после совершения теракта в одной из лент новостей промелькнуло сообщение, что ответственность за события 11 сентября берет на себя террористическая организация «Красная Армия Японии»...

– «Красная Армия Японии»?

– Именно так. Если хотите, я могу найти для вас, кто опубликовал это заявление... Но это не так и важно. Важно то, что заявление было сделано. Связь уже начинает просматриваться. Но в ФБР от такого сообщения просто-напросто отмахнулись, поскольку «Красная Армия Японии» давным-давно считается полностью разгромленной и неспособной к организации такого масштабного теракта. Однако не следует забывать, что после разгрома террористической организации значительная часть ее активных членов спаслась эмиграцией. В том числе и в Соединенные Штаты...

– «Красная Армия Японии»... – Владимир Васильевич опять задумчиво постукивает тупым концом карандаша по столу. – У меня что-то в голове вертится... Но не могу вспомнить. По-моему, это уже нечто из давней истории.

– Я могу напомнить, – предлагает Басаргин. – Истории, но не совсем давней. Я недавно подбирал документы по этой организации... «Красная Армия Японии» была организована на базе студенческой организации «Зенга-курен», активного организатора студенческих беспорядков в Токио летом 1968 года, и первоначально носила название «Секигун-ха». Позже название сменила на «Нихон секигун». Ее организаторами были Такая Сиоми, Фисако Сигэнобу и Кодзо Окамота...

– У вас хорошая память на имена и термины... – восхищается капитан Рославлев. – Я сроду не только не запомню эти имена, я их произнести не смогу...

– Жена виновата... – улыбается Басаргин. – Александра вводит дома японский культ, поскольку как художник работает в японской манере – роспись цветной тушью по шелку. Правда, предназначается это не террористам. А японские террористы... В период расцвета своего влияния «Красная Армия Японии» насчитывала около четырехсот боевиков, активно участвующих в различных акциях, более двух тысяч членов партии и несколько тысяч так называемых «резервистов». Основу партии составляла молодежь. Такая Сиоми – это один из лидеров партии – определил методы политической борьбы КАЯ так: «Революция возникает не из революционной борьбы масс, а является результатом вооруженного насилия». В пример бралась кубинская революция и в какой-то мере Октябрьская революция в России. Японцы уже тогда видели в ней не народное движение, а простой переворот. В качестве основного своего противника КАЯ рассматривала мировой империализм, сионизм, антиарабское движение и советский ревизионизм. Молодые революционеры ставили далекоидущие планы, мечтали о создании Красной Армии в странах Латинской Америки и Африки.