— Домой, домой, домой. Ни одного самолета в воздухе, — разносилось в эфире.

— Понял, спокойной ночи, — откликнулся я и отправился на аэродром. Второй полет занял полчаса.

Войдя в начале первого ночи в столовую, я встретил группу оживленных венгерских офицеров.

— Выпьем с нами за интернациональное братство нилотов, — услышал я.

Мы пили за интернациональное братство до утра, и только с восходом солнца я с тяжелой головой отправился спать.

Следующие дни ушли на то, чтобы обустроиться в Нови-Саде. Мы постепенно привыкали к особой тактике партизан. Сначала мы заметили исчезновение керосиновых ламп: искусственный горизонт стал меньше. Крамер, тихо ругаясь, схватил автомат и бросился с несколькими солдатами в кукурузные поля. Мы услышали отдаленную стрельбу, Крамер вернулся, и через полчаса горизонт был восстановлен.

— Почему вы стреляли, Крамер? — спросил я.

— Эти парни зарываются в поля, как кроты, герр гауптман. Думаете, я подставлюсь под пули горсточки проклятых цыган? Я спугнул их, но в следующий раз не обойтись без ручных гранат. Иначе их не выкурить.

— Ох, Ага, Ага, — вздохнул я. В ту ночь я тренировал новые экипажи. Мы не пролетали и часа, когда приземляющиеся самолеты были обстреляны из Фруска-Горы. Услышав треск автоматных очередей, я прервал учебный полет и приказал техникам осмотреть самолеты. У одной машины обнаружилось несколько пулевых пробоин в крыльях и фюзеляже, а также была срезана антенна. Я снова поднялся в воздух в другой машине, решив контратаковать. Мы спикировали на вражеские позиции, открыв огонь из всех пушек и пулеметов. Воцарилась тишина. Когда мы заходили на посадку, нас больше не обстреливали. Однако на следующий вечер нас разбудил жуткий взрыв. Мы схватились за автоматы. Что произошло? Взорвался один из самолетов? К счастью, нет. На всякий случай я поставил у каждого самолета по охраннику, снабдив их паролем. Вскоре один из солдат сообщил, что неподалеку от аэродрома был взорван мост. Партизаны не оставляли нас в покое ни на один день. Зенитная рота, отправившаяся на заготовку леса для укрепления своей позиции, попала в засаду у Фруска-Горы и была уничтожена. Одному из зенитчиков удалось убежать. Он и сообщил о судьбе, постигшей его товарищей. Так что боевые действия продолжались: если не в воздухе, то на земле. Нас это удивляло. Днем под жарким солнцем ковырялись в своих полях безобидные с виду крестьяне; они даже кланялись нам, когда мы проходили мимо. Очень мирная картина. А ночью начиналось настоящее светопреставление. Партизаны чувствовали себя как рыбы в воде.

Ровно через четырнадцать дней после моего прибытия в Нови-Сад мы впервые вступили в юй с врагом. Сразу после полуночи 10 августа i944 года штаб дивизии сообщил о приближении с востока одиночного вражеского самолета. Русский! Я вылетел со своим экипажем в сектор «Скорпион» и вызвал наземный пост наведения. Лейтенант Шварц откликнулся и предложил подождать. Русский находился еще милях в сорока, и наш радар мог обнаружить его не раньше чем через десять минут. Я подумал, что это, скорее всего, «Митчел-Б-25» — высокоскоростной маневренный самолет. Десять минут истекли. Шварц повел меня на восток навстречу противнику. Дистанция быстро сокращалась. Вдруг Шварц приказал:

— Левый поворот, курс 260 градусов. Я развернул самолет и дал полный газ. Русский летел в 2000 ярдах впереди меня. Нелегко будет догнать его, поскольку он летит со скоростью 260 миль в час и снижается. Я устроил Шварцу разнос за то, что он не сменил мне курс раньше. Русский уже исчезал с экрана моего SN-2. Я не менял курс еще несколько минут, рыская из стороны в сторону в поисках добычи. И тут кое-что произошло внизу: вспыхнули опознавательные огни какого-то аэродрома. Я не ошибся. Правда, огни образовали гигантскую красную советскую звезду: аэродром находился на партизанской территории. Несколько белых фонарей должны были помочь пилоту при посадке.

Я сбросил газ, чтобы не привлекать к себе внимание, и стал ждать, когда русский самолет снова взлетит. Прошло полчаса. Снабженец, доставивший оружие и боеприпасы, должен был забрать свинину и зерно. Через час наземный пост наведения доложил, что «митчел» возвращается. Он набрал высоту и летел со скоростью всего 200 миль в час. Я спикировал ястребом с превосходящей высоты и вскоре заметил его. Русский ничего не подозревал. Он и вообразить не мог, что в этом благословенном регионе водятся немецкие ночные истребители. Я пристроился в хвост «митчела», вглядываясь в его четкие очертания на фоне ясного неба, бросил взгляд на контрольные лампочки оружия и начал атаку длинной очереди но левому крылу противника. Но добился я немногого: крыло загорелось, а через несколько секунд встречный поток воздуха сбил пламя. «Митчел» теперь летел медленнее, у него заглох левый мотор.

Мне пришлось сбросить скорость и приближаться осторожнее, так как русский уже знал обо мне и собирался дорого продать свою жизнь. По этой причине я решил атаковать поперек направления полета. Так русским будет труднее поймать меня в прицел. Я снова пошел в атаку и дал очередь по кабине. Русский экипаж ответил смертоносным огнем; со всех сторон от меня замелькали трассы снарядов, пули застучали по самолету. Я оглянулся, моих парней не задело.

— Все в порядке, герр гауптман, — успокоил меня Грасхоф.

Левое крыло «митчела» снова загорелось, машина держалась в воздухе. Русский стрелок ждал, что я атакую слева, поэтому я подвернул под него и зашел справа, застав его врасплох. Нескольких секунд мне хватило на решающий удар. Яркое пламя озарило темную ночь, но русский самолет продолжал лететь на сток, а хвостовой стрелок палил из всех своих четырех пулеметов. Он не мог как следует прицелиться, и все пули летели мимо. Мне спешить было некуда. Я чуть удалился от горящего «митчела» и ждал продолжения спектакля. Пламя разгоралось все сильнее, но руский экипаж еще мог выпрыгнуть и спастись.

Начали рассыпаться крылья, а потом взорвался бензобак, осветив красную звезду на фюзеляже. За правым крылом тянулся гигантский огненный хвост. Самолет клюнул носом и отвесно понесся к земле. Я инстинктивно спикировал следом, провожая его.

Именно в этот момент хладнокровный хвостовой стрелок заметил меня. Пули, выпущенные из обреченного «митчела», просвистели мимо моего крыла. Я не ожидал ничего подобного. Вот каково истинное самопожертвование! В таком безнадежном положении любой человек, ценящий свою жизнь, уже давно выпрыгнул бы с парашютом, а эти парни отчаянно сражаются до самого конца. Через несколько секунд самолет рухнул на землю вместе с экипажем. Такое поведение врага заслуживает уважения.

— Чокнутые парни, — вздохнул Мале, — и упрямые как ослы. Мы дали им много времени, чтобы спасти свои шкуры.

Грасхоф вызвал наземный пост наведения. Шварц откликнулся и поздравил нас с нашей первой победой в секторе «Скорпион», затем пожелал спокойной ночи и счастливой посадки. Через два с половиной часа я пронесся над освещенным аэродромом Нови-Сада и помахал крыльями. Эта первая победа была началом многочисленных успехов моей эскадрильи.

Назавтра в полдень мне позвонил лейтенант Шварц: