Турецкий отвернулся, чтобы не видеть сконфуженную физиономию, стал лихорадочно восстанавливать в памяти подробности вчерашнего разговора со вдовой. Ну что ж, возможно, кое-какими недомолвками и намеками он дал ей пищу для размышлений…

Он отыскал в телефонной книге номер Екатерины Андреевны, вызвал абонента. Поговорить не удалось — звучали раздражающие длинные гудки, а потом шел сброс. Он сделал несколько попыток и отправил телефон в положенное место.

— И что теперь? — жалобно гундел Брумберг. — Будем стоять и ждать, пока Екатерина Андреевна соизволит отозваться? Поверьте, Александр Борисович, мне действительно очень жаль…

Злость куда-то улетучилась.

— Мне тоже очень жаль вашу тысячу долларов, Виктор Карлович, но если я вас еще раз где-нибудь встречу…

— Будете считать, что заблудились, — Брумберг опустил глаза.

— То пеняйте на себя. В лучшем случае, доставлю в милицию, где вам предъявят грубое вмешательство в личную жизнь. В худшем… впрочем, не будем о худшем. Сообщите Екатерине Андреевне, что вы прокололись, и выполнять поручение не будете. Итак, я вас предупредил. До новых встреч.

Он зашагал к бойлерной, выкатил машину, сел, поехал. На повороте остановился, глянул в зеркало. Ссутулившийся сыщик мялся возле своей «инвалидки», тоскливо смотрел ему вслед…

В Леонтьевском переулке было тихо, как в барокамере. Витая ограда, размеренная жизнь избранной части общества. Не претендуя на высокий статус, он поставил машину на внешней парковке, рядом с канареечным 207-м «пижоном», двинулся к воротам.

— Да въезжайте, чего там, — великодушно разрешил охранник, — я вас уже знаю.

— Да пусть стоит, — отмахнулся Турецкий.

— Как дела, детектив?

— Прекрасно, — неуверенно отозвался сыщик.

— И у меня скверно, — кивнул страж. — В семействе скандалы, зарплату вторую неделю задерживают.

— Да и работа у вас не такая уж увлекательная.

— Вы правы, — согласился охранник. — Торчишь тут с девяти до девяти, потом приходит сменщик — угрюмый, заспанный. Одни и те же лица, одинаковые слова…

— Татьяна Вениаминовна сегодня дома?

Охранник задумчиво уставился в безоблачное небо.

— Я точно помню, что утром она уходила…

«Мы еще и склеротик», — мысленно констатировал Турецкий.

— Не возражаете, если я тут осмотрюсь?

— Да ради бога.

Охранник удалился в будку, заработал компактный телевизор. А Турецкий стал прохаживаться вдоль дома. Вопрос, как проник сюда убийца Георгия Львовича Пожарского, продолжал волновать. Если допустить, что охрана бдительно несла службу, посторонних не пропускала, а через ограду злодей не полез, даже если увлекается йогой…

Он прошелся вдоль ограды, скептически поглядывая на острые прутья, завернул за угол. И вскоре убедился, что с проникновением злодея особых проблем быть не должно. Элитные дома строят русские люди. Ограда с фасада внушала уважение, с обратной стороны носила символический характер, хотя издали все выглядело достойно. Одна из секций, стыдливо спрятанная за кустами, имела повреждение. Лопнула сварка, и несколько прутьев болтались на честном слове. Это могло, конечно, ничего и не значить… Он сел на колени, стал осматриваться. Глупо рассчитывать на какие-то находки. Он ничего и не нашел. Если кто-то и лез здесь, ценных подарков не оставил.

Отряхиваясь, Турецкий выбрался из кустов, и чтобы у девушки с коляской, гуляющей по внешней аллее, не осталось сомнений, чем он там занимался, поправил «молнию» на брюках. Девушка зарделась, отвернулась.

В будке по-прежнему работал телевизор. Охранник совмещал работу с удовольствием. Раздался звуковой сигнал, ворота дрогнули, отзывчиво разъехались, объявилась болотного цвета машина, встала у первого подъезда. Вышел человек «дипломатической» наружности — важный, как гусак, сунул кейс под мышку, зашагал к первому подъезду. Турецкий проводил его глазами, уставился на машину. Если человек хороший, совершенно неважно, какого цвета у него «мерседес». Первый подъезд его мало волновал. А вот второй… Он поднял голову, отыскал знакомые шторы в гипюровую складку — гостиная в квартире Пожарских. Дрогнул тюль в комнате правее, появилась рука, отодвинула складки. Турецкий насторожился. Эта окно тоже у Пожарских. Очень интересно. Впрочем, интересно только в том случае, если хозяйки нет дома…

Кто-то стоял у подоконника и смотрел на улицу. Турецкого, мнущегося под домом, человек не видел — иначе пришлось бы сплющить нос о стекло. Он взбежал по ступенькам, толкнул подъездную дверь. Домофоном подъезд не оборудован — зачем? — при живом-то охраннике…

Дверь открыла домработница Галина — после оглушительной паузы.

— О, господи, это вы… А я подумала, что Татьяна Вениаминовна вернулась…

— Нет, Галина, — он лучезарно улыбнулся. — Вам крупно везет.

— Что вы имеете в виду? — в глазах мелькнул испуг. Он не ошибся в своих смелых предположениях. Домработница Галина Лисовская выглядела взбудораженной. Аккуратная челочка съехала набок — явно не от ветра в форточку. Блузка застегнута неправильно — ошиблась пуговицами. Она проследила за его взглядом и стала неудержимо краснеть.

— Здравствуйте, Галина, — запоздало поздоровался Турецкий. — Трудитесь в отсутствие Татьяны Вениаминовны?

— А что тут необычного? — она опустила глаза. — Татьяна Вениаминовна мне полностью доверяет, я часто прихожу в дом, когда хозяев нет…

— Я войду, вы не возражаете? — он оттеснил женщину, не дожидаясь ответа, ступил в квартиру. Зашагал в комнату.

— Постойте, — спохватилась женщина, — вы куда? Это частная собственность! Вы не имеете права входить в квартиру без разрешения хозяев…

— Но вы меня не выдадите, верно? — он лукаво ей подмигнул, — вам же не нужны эти чертовы неприятности?

Вторжение в частную жизнь было поистине ошеломляющим. Что за бес в него вцепился? Он широким шагом пересек гостиную, предвкушая удовольствие, цапнул ручку на двери в спальню. Но та уплыла из рук, и на пороге вырос Павел — сын Татьяны Вениаминовны. Тоже не сказать, что расчесан и заправлен. Но штаны на месте, а это главное. Глаза затравленно блуждали. Узрев Турецкого, он испустил протяжный вздох облегчения.

— Вдруг из маминой из спальни, — не удержался от комментария Турецкий.

— Очень остроумно, — буркнул Павел, перехватывая взгляд объявившейся в глубине гостиной Галины. Она тоже тяжело дышала, волновалась. — Кстати, господин сыщик, вас никогда в детстве не мучил вопрос, что делал Мойдодыр в маминой спальне?

— В детстве ни разу, — признался Турецкий. — Но не думаю, что, в силу некоторых особенностей своей конструкции, он делал там что-то предосудительное. В отличие от вас.

— А вам какое дело? — у будущего труженика сценических подмостков сжались кулаки.