— Моя милая, сокровище мое, этого не должно было произойти, это дурно.

— Но как это может быть дурно? — спросила Лалита, прерывисто вздохнув. — Ведь это… чудесно, и я… люблю тебя!

— И я! Видит бог, как я люблю тебя! — ответил лорд Хейвуд. — Но у меня ничего нет, что я мог бы дать тебе!

— У тебя есть все… все, о чем я только могла мечтать… или хотела… или представляла себе, что когда-нибудь найду…

Ему показалось, что Лалита с трудом подавляет рыдания. После паузы она добавила:

— Я никогда не представляла себе, что… любовь может быть так восхитительна!

— Так же, как и я, — ответил лорд Хейвуд, нежно глядя ей в глаза. — И я никогда не любил никого так, как люблю тебя.

— Это правда? — прошептала она.

— Мне очень хочется убедить тебя, что это правда. Но, сокровище мое, мы должны быть благоразумны.

— Зачем? — удивилась она.

У нее было предчувствие, что он сейчас скажет то, чего она совсем не хотела услышать. Не давая ему ответить, Лалита подняла руку и нежно дотронулась до его лица, едва различимого во мраке комнаты.

— Ты правда меня любишь? — спросила она.

— Я люблю тебя, но у меня есть здравый смысл и, возможно, чувство порядочности. Что я могу предложить тебе? Ты ведь знаешь, в каком состоянии мои дела.

— Но в тебе одном — вся моя жизнь…все, что бы я хотела получить в этой жизни и о чем когда-либо мечтала, — прошептала Лалита.

— Ах, моя любимая, как я могу быть уверен в этом? — спросил он.

Лорд Хейвуд позволил ей откинуться на подушки, а сам, склонившись над ней, вновь стал покрывать поцелуями ее губы, глаза, шею, снова губы… Его поцелуи были нежными, но настойчивыми… и страстными.

По ее учащенному дыханию, по тому, как она сжала пальцы у него на плечах, он понял, что возбудил в ней чувства, которые очень сильно отличались от того, что она когда-либо ранее испытывала. И это несколько отрезвило его.

Внезапно он оторвался от ее губ и откинулся навзничь на подушки, тяжело дыша. Пытаясь справиться с собой, он старался не глядеть на девушку, на ее прелестное лицо, на манящие своей нежностью губы, на ее трепещущую, соблазнительную грудь, отчетливо вырисовывающуюся сквозь полупрозрачную ткань ночной рубашки. Судорожно сглотнув, он отвернулся и уставился в окно.

Дождь прекратился, тучи рассеялись. Высоко в вышине сверкали звезды на черном бархате неба.

— Это не должно было случиться! — повторил лорд Хейвуд. — Но, сокровище мое, как бы это ни было дурно, я ничего не мог с собой сделать!

— Ты хочешь сказать, что это дурно… для тебя… меня любить? — спросила тихо Лалита. — Но я не верю, что в этом чувстве… таком совершенном…. таком божественном, может быть что-то дурное!

Он не ответил, и она продолжила:

— Сегодня, когда ты помогал мне убираться в часовне, я поняла, что ты благородный, великодушный и что ни один другой мужчина на свете не может быть таким… замечательным! Но даже тогда я еще не понимала, что то, что я чувствую к тебе… это и есть любовь.

Она подняла руку и коснулась его лица.

— В любви не может быть… ничего дурного… я уверена в этом.

— Дело не в самой любви, — отвечал лорд Хейвуд, и Лалита почувствовала, что слова даются ему с трудом. — Все дело в том, что я не могу просить тебя стать моей женой, зная, какие лишения и нужду тебе придется терпеть вместе со мной.

— А ты… хочешь, чтобы я… стала твоей женой? — еле слышно спросила Лалита, чувствуя, как от волнения у нее кружится голова.

— Конечно, я хочу этого! — ответил он пылко. — Больше всего на свете я хочу, чтобы ты принадлежала мне, стала моей единственной любовью на всю оставшуюся жизнь.

Он улыбнулся, затем добавил:

— Такое со мной случается впервые в жизни, чтобы я просил кого-то выйти за меня замуж или даже просто желал назвать кого-нибудь моей женой. Но я знаю только одно, любовь моя: даже не подозревая об этом, я всегда ждал тебя. Именно тебя.

— Я рада, я так рада! — воскликнула Лалита. — Только представь, что, если бы мы встретились, когда ты был бы уже женат! Это было бы ужасно!

Когда она говорила, то думала о леди Ирен, и, догадавшись об этом, лорд Хейвуд резко сказал:

— Забудь о ней! Ей не удастся испортить нам жизнь, и я ни за что не позволю ей причинить тебе вред!

— Мне ничего не угрожает, — сказала Лалита, — пока ты… не захочешь бросить меня или… не отошлешь домой.

Последние слова она произнесла таким тоном, что лорд Хейвуд понял: она боится, что он действительно может это сделать.

— И это как раз именно то, что я обязан был бы сделать, — сказал он, но не слишком уверенным тоном.

— Ничто… никакие силы в мире меня не заставят оставить тебя… теперь! — заявила Лалита. — Все, что я хочу, это остаться с тобой в аббатстве… и жить долго и счастливо… как говорится в сказках.

— Ты мое сокровище, — прошептал он. Он вновь повернулся к ней. При ярком свете луны лорд Хейвуд мог рассмотреть ее нежное лицо, пышные волосы, разметавшиеся на подушке, сияющие глаза, внимательно изучающие его лицо.

— Ты так прекрасна! — сказал он. — Если ты приедешь в Лондон, то сразу же обнаружишь, что стоит тебе только захотеть, и любой мужчина окажется у твоих ног. И ты тогда выберешь себе в мужья того, кто сможет одеть тебя в шелка и бархат, усыпать драгоценностями, дать тебе титул и жизнь спокойную и роскошную, которой только и достойна твоя красота.

— Но никто из них не сможет дать мне такой великолепный дом, как этот, — отвечала Лалита. — И никакой другой мужчина на свете, кроме тебя, не сможет подарить мне эти сияющие звезды, которые смотрят сейчас на нас с небес, и солнце своей любви, что будет согревать мне сердце… изо дня в день в течение всей нашей жизни… Нашей совместной жизни…

Ее слова звучали в его ушах самой восхитительной музыкой на свете. И когда, справившись со своим волнением, лорд Хейвуд заговорил, она поняла, что он глубоко тронут ее словами.

— Что я должен сделать, чтобы быть достойным твоей любви?

С этими словами он легко провел согнутыми пальцами по ее тонким, чуть вразлет, бровям, затем вниз, вдоль линии носа. Теми же ласкающими движениями, едва касаясь кожи, он медленно очертил линию ее губ, сначала верхней, потом нижней. Лорд Хейвуд почувствовал, как его легкие прикосновения снова заставили ее дрожать от наслаждения, как тогда, когда он целовал ее в шею.

— Я люблю тебя! — прошептала она. — И когда ты так делаешь, мне хочется… целовать тебя… и целовать… и чувствовать, как ты обнимаешь меня… очень крепко.

— Любимая моя, это только начало. Нам предстоит изведать в любви еще очень многое…

А затем он снова ее целовал, и Лалита почувствовала, что не в силах вынести этот восторг и что еще немножко, и она просто умрет от счастья и наслаждения.