в рамках своих обязанностей. Мне хотелось знать больше, хотелось быть в курсе, хотелось стать причастной. Он не показывал раздражения, он не отталкивал меня от всего связанного с взрывчаткой, но и не говорил мне больше, чем прежде. Я знала только о том, что замечала и выясняла сама. И, несмотря на то, что мои отношения с некоторыми коллегами уже давно переросли в дружеские, я не сказала ни одному из них о том, что узнала.

Я подозревала, что некоторые тоже догадывались о происходящем, в конце концов, я не была самой умной в этих стенах. Например, Степан Юрьевич иногда двусмысленно шутил об алкоголе с кем-то из директоров. Мне часто хотелось поговорить с ним на эту тему, ведь мы очень быстро нашли с мужчиной общий язык. Не боясь показать мягкость при своих подчинённых, суровых и строгих мужчинах, Степан относился ко мне так, будто я приходилась ему дочерью. Он так же трепетно относился ко многим девушкам и женщинам в Опиуме. А я, как ревнивая дочь многодетного отца, кидала завистливые взгляды, но снова обольщалась, когда мужчина выделял меня среди остальных. Часто он лично вызывался решить заминки с моими гостями, вместо того, чтобы дать распоряжение кому-то из своих парней. В очередной такой раз, став вынужденным свидетелем ссоры молодой пары в стенах клуба он рассуждал:

– К женщине нужно относиться с нежностью. Иначе она зачерствеет и уже никогда не обмякнет.

– А что же делать с мужчинами? – улыбнулась я, возвращаясь вместе с ним в кабинет охраны, для заполнения документов об инциденте.

– А вот с ними ровно наоборот! – Степан накинул косолапую руку мне на плечи и неуклюже, но с особой нежностью прижал к себе. – Если растает, то в прежнюю форму уже не заморозить!

– Тогда куда же женщинам выплескивать свою нежность?

– Женская нежность – это большая сила, Ритуля. При умелом обращении она принимает форму бесценной воодушевляющей поддержки.

Мне часто хотелось расспросить его о семье, но что-то останавливало. К ноябрю его волосы отрасли на пару сантиметров, и я, наконец, разглядела седину. Но к этому времени я уже точно знала, что мужчина жил свою пятьдесят шестую осень. Ровно столько же сейчас было бы моему отцу.

Мы с Леной в шутку сводили Степана с Виталиной.

– Виточка, да ты присмотрись! – подмигнув мне, призывала Лена. – Он нам всем как отец, а ты будешь матерью!

– Какой ещё матерью? – иронично возмущалась женщина. – Я вам сестричка старшая! И то, мы погодки!

Мы смеялись, а где-то за стенкой, кондитеры втайне от Виты собирали торт – сюрприз к её пятьдесят второму дню рождения.

Я привыкла к такой жизни. Работа, на которой я чувствовала себя в нужном месте. Близкие мне по духу люди, которые всегда старались поддержать, даже если не рассчитывали на взаимную выгоду. И, главное, почти каждую ночь я была близка с человеком, который был близок ко мне. Даня перестал ставить охрану у своего кабинета, чтобы мои частые визиты не вызывали подозрений. Мы старались знать меру, не забывать про обязанности, но поскольку встречались только в стенах клуба, нам было мало. Это опьяняющее чувство, как он и боялся, привело к последствиям.

Часть 3. Я буду тебя защищать.

2 ноября, чт

Резко его отношение ко мне переменилось. И Даня не собирался ничего объяснять, быть может, он и пробовал, но в разговорах был не силён. Только позже, когда он внезапно охладел, до меня дошло, что все его слова были произнесены намеренно, а не из страхов о будущем. Он стал отмахиваться от меня в кабинете, ссылаясь на дела, затем вовсе вернул охрану на этаж. И я сама должна была понять, что произошло, но не справилась с задачей. Моя голова отказывалась думать, в конце концов, я стала нервно требовать от него объяснений.

– Даня, что-то случилось? – в очередной раз я попыталась приблизиться, но он остановил меня властным грубым жестом. – Неужели так сложно объяснить?

– Рита, работай. – Сухо бросил он.

– Это не мешает мне справляться с обязанностями, и ты прекрасно это знаешь. – Я нервно одёрнула своё любимое чёрное платье и была готова выйти из кабинета, как вдруг он поднял взгляд и произнёс:

– Уверена, что с такими складками на боках стоит носить обтягивающие платья?

Я нацепила ухмылку на лицо, чтобы спрятать обиду в глазах. Затем подошла и замахнулась правой рукой, чтобы выдать ему ответ пощёчиной, но мужчина без труда ухватил летящую ладонь. Как я и рассчитывала, поэтому всю силу направила в левую руку. Зазвенел удар на его гладковыбритой щеке. Я тут же выдернула из его хватки пойманную ладонь и вернулась к двери, открыла её и уравновешенно, будто не было этих десяти секунд, сказала:

– Поучись делать комплименты женщинам. А ещё прямо говорить, что нашёл другую.

Потом, утром, стоя в своей проплесневевшей ванной комнате, я рассматривала своё отражение в зеркале. Провела рукой по талии и сжала кожу на бедре в складку. Хоть я и понимала, что он ляпнул это с целью от меня отделаться, всё же, его фраза больно ударила, гораздо больнее, чем его ударила моя пощёчина. Оскорбительные слова человека, которого любишь, всегда бьют прямиком по самоуверенности. Кожа на боках раскраснелась от недовольного взгляда.

3 ноября, пт

На следующей смене мне предстояло отправиться в его кабинет с документами. Я тянула до последнего, дважды уточнила у Никиты, может ли он подписать то, что мне нужно, пыталась отправить кого-то из администраторов, но дел у них было невпроворот. Ярко очертив губы вишнёвой помадой и разгладив складки на платье, я позвонила в звонок и после одобрения вошла.

– Слушаю. – Княшич восседал на своём троне, спрятав свои изъяны в мешковатый серый свитер, будто в пример тому, что я должна укутать свои несовершенства так же.

– Дизайнеры прислали эскизы на реконструкцию VIP зала.

– Давай, – он постучал по столу, так и не посмотрев на меня.

Я уложила папку перед ним и обхватила себя руками.

– На предпоследнем листе расчеты.

– Все расчеты Павлу и в бухгалтерию.

– Я же знаю, что ты сам всегда контролируешь.

Даня, наконец, поднял взгляд, будто услышал что-то оскорбительное. Глазами он зацепился за мои вишневые губы, затем заметил мою неуверенную позу, и мне показалось, что на его лице мелькнуло что-то сочувственное. Но лишь на секунду, пока он снова не спрятал внимание в бумагах.

– Всё в бухгалтерию. – Его голос сделался тише, приятно завибрировал. – Об остальном сама научись думать.

Я