Лил умолчала о том, что они сами мало чем отличались от Эмили Монтегью, но у обеих в голове промелькнула эта мысль. Им тоже были известны секреты Барона; значит ли это, что и они находятся в смертельной опасности?

– Неудивительно, что Джо не слишком хотелось возвращаться в Ист-Энд, – добавила Лил после недолгого молчания. Когда они увиделись после того случая, Джо было стыдно, что он сбежал из кеба и бросил их, но теперь они прекрасно его понимали. Не оставалось никаких сомнений: Барон из тех, с кем лучше не шутить.

Возвращаясь в «Синклер», подруги не проронили ни слова.

* * *

Наступил вечер. Тени удлинялись, в окнах домов стал потихоньку зажигаться свет, ветерок шелестел листвой деревьев в Гайд-парке.

Спустилась ночь. Поблёскивали уличные фонари, вдалеке завыла собака. Где-то в Ист-Энде по освещённой газовыми лампами улице шёл одинокий полицейский, разрезая лучом фонаря ночные тени. Какая-то старуха, приютившись у церковных дверей, спала под жёлтыми страницами вчерашней газеты. Биг Бен пробил сначала час ночи, а потом два, и наконец последние лондонские гуляки растворились во ночи. В Чайна-тауне подручные Барона бесшумно скользили по улицам, словно призраки, а члены семьи Лим беспокойно ворочались во сне. На другом краю города тихонько посапывала Филлис Вудхаус, а на тёмном чердаке соседнего дома в своей кровати лежала без сна несчастная Сьюзен.

Неподалёку, в доме на тихой Белгрейв-сквер, Вероника беспокойно расхаживала по спальне. Подол её ночной сорочки, обшитой лентой, скользил по полу. Туалетный столик с серебристыми щётками для волос и причудливой шкатулкой для украшений, кровать с красивым пологом и мягким покрывалом – казалось, всё это принадлежало кому-то другому. Мир Вероники перевернулся. Под ложечкой неприятно засосало. Осталось всего два дня до дебютного бала, на котором лорд Бьюкасл сделает ей предложение.

Все мысли страшно перепутались, но в одном Вероника была абсолютно уверена: самое главное теперь – поскорее увидеться с мисс Тейлор и мисс Роуз. Ей казалось, что сейчас только они могут ей помочь.

На Лилиан чрезвычайно изысканное сатиновое robe du soir[21] цвета слоновой кости, расшитое тканью dévoré[22], чёрным бархатом и тюлем, – пропела мадам Люсиль. – Обратите внимание на элегантную отделку из красивейшего бисера. Ручная работа! – она взмахнула рукой, указывая на платье Лил, и жеманно улыбнулась всем присутствующим леди, взглянув на них в лорнет.

Лил застыла, будто греческая статуя, – собственно, в этом состояла вся суть работы манекенщиц «Синклера». Мадам Люсиль – на самом деле её, конечно же, звали иначе: Лил где-то слышала, что её настоящее имя Этель и приехала она не из Парижа, а из Престона – всегда говорила, что во время показа для манекенщицы самое важное – это мысленное спокойствие. Но в тот день мысли Лил никак нельзя было назвать спокойными. Она судорожно обдумывала события последних дней: визит к Веронике, встречу с Мэй Лим, путешествие в Ист-Энд, разговор со Сьюзен – всё, что удалось узнать о лорде Бьюкасле и Лунном мотыльке. А больше всего, конечно, гибель Эмили. Тем не менее она попыталась придать лицу спокойное выражение, пока посетительницы универмага рассматривали её и переговаривались приглушёнными голосами.

– Вечернее платье Лилиан, – говорила тем временем мадам Люсиль, – дополняют красный шёлковый пояс и шёлковые балетки.

И тут Лил заметила в дверях какое-то оживление. Одна юная леди, явно опоздавшая к началу показа, вбежала в зал, бесцеремонно протолкнулась вперёд и заняла свободное место в первом ряду. Её широкая шляпа с перьями немедленно закрыла обзор нескольким гостьям, сидящим позади. Совершенно недопустимое поведение!

– Нет, вы подумайте только! – с негодованием воскликнула одна из дам и демонстративно поднялась со своего места, чтобы пересесть, но юная леди, ставшая причиной переполоха, этого даже не заметила.

Вытянув шею, Лил с удивлением узнала в ней Веронику Уайтли. Щёки у неё раскраснелись. Она запыхалась, пока бежала, но, как обычно, сидела с высоко поднятой головой и таким видом, словно считала, что больше всех заслуживает места в первом ряду.

– Лилиан, покружись, пожалуйста. Вы увидите, что спинка платья выполнена особенно элегантно, – продолжала мадам Люсиль своим низким, спокойным голосом, надеясь восстановить порядок.

Но Лил не слушала. Вероника смотрела на неё решительно и неотрывно. Может, она пытается передать какое-то сообщение? Мисс Уайтли выразительно поводила бровями и что-то беззвучно произнесла. Посмотрела в пол прямо перед собой. Потом подняла глаза на часы. Что она пытается донести? «Встретимся здесь»? Но когда? Возможно, после окончания показа?

– Лилиан! – голос мадам Люсиль стал весьма строгим, и Лил, наконец вспомнив о её просьбе, грациозно покружилась перед зрителями.

– Благодарю, Лилиан, – обиженно произнесла мадам Люсиль. – А теперь перейдём к нашей следующей модели, – продолжила она, и когда новая манекенщица появилась из-за бархатного занавеса и застыла в неестественной позе, Лил удалилась.

Наконец модный показ завершился, и дамы ушли. Лил выскользнула из гримёрной. Веронику она застала в опустевшем салоне, та беспокойно ходила туда-сюда.

– Не ожидала тебя так скоро увидеть, – заметила Лил, не сдержавшись.

Вероника не стала скрывать своего смущения.

– Я не знала, что делать, – встревожено произнесла она. – Я кое-что узнала о лорде Бьюкасле. И… и теперь думаю, вы были правы. В нём есть что-то очень подозрительное.

Лил подняла брови.

– А мы выяснили кое-что важное, – сказала она и после секундной заминки добавила: – Мне кажется, эти сведения будут тебе интересны. Идём со мной. Нужно переговорить с остальными.

* * *

Вероника была не на шутку встревожена, но всё равно заметила, что они идут необычным маршрутом. Лил повела её не по главной, широкой лестнице, по которой ходили все покупатели, а по задней. Потом они вышли в какую-то дверь и оказались на конном дворе, где конюхи чистили лошадей, а посыльные бегали туда-сюда со стопками коробок. «Какое гадкое место», – подумала Вероника, изящно сморщив носик. Мужчины грубо кричали друг на друга; слышался громкий стук копыт. Веронике пришлось приподнять подол платья, чтобы не запачкать его грязью. «Или ещё чем похуже», – брезгливо принюхалась она.