буржуйская, тем более, что он, наверное, и не успел заснуть, последний «фонтан» всего полчаса назад был. — спокойно поясняю я матросу, уже в который раз внося запись в судовой журнал. А вот если эта падла не придёт, то я так же спокойно запишу туда то, что он не вышел на подвахту. Я законы блюду, и блесть буду, какая бы падла мне чего не сказала. Хрен до меня доеб… не подкопаться короче ко мне.

Хмурый Питерсон, в этот раз ради разнообразия молча и не глядя в мою сторону, прочапал к пушке через десять минут. Если «фонтан» не повторится, то через полчаса он снова в свою каюту направиться, а я опять зорко буду наблюдать за морем. Чего только я не выслушал от него в эту свою первую самостоятельную вахту на «Энтузиасте», и маты, и угрозы, но я с беспристрастным лицом просто указывал ему в сторону гарпунной пушки, обещая сделать запись в судовом журнале, если он не будет выполнять свои обязанности. Такой косяк грозил Питерсону серьёзными проблемами, вплоть до применения больших денежных штрафов, прописанных в контракте, а деньги терять никто не любит, особенно скандинавы… Питерсон каждый раз вынужден был идти к пушке и стоять положенное время чихвостя меня по норвежски в хвост и гриву.

После пятого раза гарпунёр сдался. Махнул мне рукой, приглашая на бак и я перешёл к нему по переходному мостику. Я вообще не гордый, хочет человек без свидетелей поговорить по душам, так почему бы и нет. Тем более туда мне только и можно было с мостика выходить, во всех остальных случаях, даже если в гальюн идти, нужно было будить и вызывать на мостик Бивня.

— Жохов, нет ни какой кит в этой бухта. Тут только касатки могут быть — грустно сказал мне тогда Питерсон.

— Касатка, дорогой мой, тоже кит — поучительно говорю я моему начальнику.

— Касатка да… — уныло соглашается со мной Питерсон и продолжает, не столько вопросительно, сколько сам уже зная ответ на свой вопрос — ты же не дашь мне спать?

— Ну что ты так Педер?! Я же не скотина какая, просто так человека гнобить, бесполезной хернёю заниматься заставлять, лишь бы только от задолбался? Спи конечно, если не будет китов, как раз пару часов успеешь подремать — возражаю я на несправедливый наезд.

— Понять я тебя Жохов — вздыхает Питерсон — я больше не гнобийт тебя.

— Вот! Так бы сразу! Ну ты же видишь Педер, что худой мир, лучше войны? У тебя возможностей больше конечно, но и я могу больно укусить. Не надо людей в угол загонять, они тогда в зверей превращаются. Кто в кого конечно, кто-то в крысу, а кто-то в волка, но звери всегда на людей в безнадёжной ситуации бросаются, даже зайцы, если их в ловушку загнать. Ладно, я отходчивый, забыли. Но учти, если продолжишь в том же духе, я чего-нибудь похлеще придумаю. Иди спи, больше тебя не побеспокоят — мило улыбнувшись, протянул я руку гарпунёру — мы же теперь друзья?

— Друзья… — обреченно выдавил из себя норвежец и пожал мою ладонь.

О том, что я учудил на вахте, конечно же сразу стало известно и команде и тем более начальству. На моё удивление пистон мне никто вставлять не стал, даже осуждающего взгляда я не увидел в свою сторону от старпома и капитана, очевидно им мне предъявить было нечего, ибо ничего я не нарушил. Честно сказать, был у меня соблазн в ту же ночь и кого ни будь из них на мостик дёрнуть, но здраво поразмышляв, я от этой идеи отказался. С вахты бы меня сменили в тот же момент, а на завтра я бы продолжил таскать с места на место тяжёлые гарпуны. Так что я их пока «простил», ну а дальше только от их поведения всё будет зависить… В отличии от начальства, мою победу команда оценила максимально высоко. Видимо заведённые Питерсоном на судне порядке у них восторгов не вызывали.

— Я ему говорю, какой мол нахрен фонтан?! А он мне — «не звизди, ты слепой как крот, я-то видел!». Тащи сюда Питерсона мол и варежку свою не открывай, пусть к гарпуну херачит — в красках описывает нашу вахту впередсмотрящий перед благодарными зрителями в прокуренном кубрике — Раз так сделал, второй, ну думая, поехала у Витьки крыша, на него Питерсон уже чуть не с кулаками бросается, а ему похер, морда тупая, глаза поросячьи, хлопает ими и журнал судовой в руках вертит. Говорит видел и всё! Звездуй мол к пушке и стой. И только после четвёртого раза до меня дошло! Это же надо было такое придумать! Ну Жохов, ну голова!

— А вот за тупую морду и поросячьи глаза, можно и в бубен отхватить. Фильтруй базар братуха, а то я и для тебя чего ни будь придумаю — прерываю я фантазию рассказчика. Ишь чего выдумал, свиньёй меня обозвал, собака сутулая!

— Да я же шутейно! Ты Витя не подумай, чего… — тут же идут на попетую моряк.

— Да Витька, молоток! Тебя лучше не злить — ржет боцман — ты это, если я тебя ненароком обидел, сразу мне говори, я тогда повинюсь и больше так не буду.

— Доиграешься ты Жохов… — зло и как-то обреченно вставляет свои пять копеек Ашуров. Когда он понял, что сломать меня у Питерсона не получилось и теперь именно ему придётся до конца рейса ишачить в качестве обслуживающего персонала, характер у него окончательно испортился. Он единственный не рад за меня, и я его понимаю.

— Ты Толик всё уже убрал? Полы помыл? Ты бы шёл делами заниматься, а то тебе ататашки Питерсон выпишет и сладкого лишит — я вызывающе уставился на марсового. Совсем охамел Толик, делает меня виноватым в своих бедах. Так-то мне на него глубоко плевать, но он и мой подчинённый тоже, ведь в иерархии гарпунной команды я стою на втором месте после Питерсона, а этот малахольный мне хамить вздумал! Мои слова команда встретила дружным хохотом, а Ашуров покраснев, пулей выскочил из кубрика.

Чтобы в Норвегии стать учеником гарпунера, необходимо предъявить диплом старпома (!!!), документ о прохождении курса стрельбы на военном судне и внести в кассу Союза гарпунеров три тысячи крон! После допуска к работе, ученик, которому уже зачастую под сорок, два года в трюме изготовляет чекели,