е н е д и к т о в и ч. Можно я? Еще Ян Потоцкий, будучи в дипломатической миссии графа Головкина, отправившейся на Дальний Восток, говорил, что юкагиры далеки от Скифии. Если в этом разрезе взглянуть на проблему, то о чем тут говорить?

С е м е н Ф е д о р о в и ч. Спасибо, Лев Венедиктович. Мы все поняли. Садитесь. Успокойтесь, Лев Венедиктович, никто вам рта не затыкает. Мы вас услышали. Поняли. Сядьте же, наконец! Итак, подытожим. Записывайте, Ирина Петровна. Работа актуальная. Выполнена на высоком научном уровне. Рекомендуем к изданию.

И р и н а П е т р о в н а. Можно мне добавить? Сейчас идет конкурс на лучшие работы. Может быть, нам рекомендовать работу Владимира Сергеевича от отдела?

С е м е н Ф е д о р о в и ч. Неплохая мысль. Только надо бы укрупнить тему, поменять чуть-чуть название.

В л а д и м и р С е р г е е в и ч. Я думал над этим. Может быть, так? «Идеи Ленина и окровачивание монгольских кочевников в свете решений XXVII съезда КПСС и XIX съезда МНРП».

С е м е н Ф е д о р о в и ч. Да. Это лучше. Так и запишем. Товарищи, соберитесь, не расслабляйтесь. У нас еще один вопрос. Обсуждаем работу Бориса Михайловича. Мы уже говорили о ней. Было много замечаний. Посмотрим теперь, как Борис Михайлович учел их. Прошу, Борис Михайлович.

Б о р и с М и х а й л о в и ч. Спасибо всем, кто внимательно прочитал мою работу. Спасибо всем, кто сделал замечания. Я постарался их учесть. Главные замечания сводятся к тому, что я концентрирую все внимание на теориях буржуазных исследователей. Но моя тема – «Фонема Б в различных диалектах монгольского языка в работах западных исследователей». Как я могу не писать о буржуазных ученых, если мне нужно писать о западных ученых? Объясните мне, пожалуйста.

С е м е н Ф е д о р о в и ч. Зачем так волноваться, Борис Михайлович? Вы и в прошлый раз резко ставили вопрос. По-моему, товарищи вам объяснили, что писать о зарубежных ученых можно и нужно, но следует давать им необходимую оценку, отпор, так сказать.

Б о р и с М и х а й л о в и ч. Какой отпор может быть в фонеме Б?! Если вы мне подскажете, какой, я его дам!

С е м е н Ф е д о р о в и ч. На то вы и советский ученый, Борис Михайлович, чтобы найти подходы к решению проблемы.

Б о р и с М и х а й л о в и ч. Пошли вы все на х…! (Хлопает дверью и уходит.)

С е м е н Ф е д о р о в и ч (вдогонку, стуча пальцем по столу). Не надо так, Борис Михайлович!

Картина вторая

Труд и любовь

Овощебаза. Мужчины сидят и перебирают картошку. На заднем плане гора ящиков из-под овощей. Входят Никóл и женщины. Никол ставит посередине несколько ящиков. Устраивает на них принесенные бутылки. Светик и Людочка раскладывают хлеб, колбасу, открывают банки консервов.

Н и к о л. Пожалуйста, к столу! Должен быть у нас законный обед? А? Семен Федорович, дайте отмашку.

С е м е н Ф е д о р о в и ч. Ну что ж, действительно, неплохо бы попить чайку.

Все достают термосы, свертки и присоединяют их содержимое к общему столу. Рассаживаются вокруг ящиков. Никол разливает водку.

С е м е н Ф е д о р о в и ч. Никол, голубчик, только, пожалуйста, поаккуратнее. Чтобы не было как в прошлый раз.

Н и к о л. Ну что вы, Семен Федорович, все будет плюсквамперфектум. Да и в прошлый раз Лев Венедиктович просто поскользнулся на банановой кожуре, а транспортер его не заметил. А когда Борис Михайлович объяснил водителю, что здесь человек, водитель оступился и случайно упал в чан с мазутом. А когда их бригада на нас навалилась, подоспел отдел Африки. А там, вы же знаете, один Адетоканбо чего стоит. Он в отделении милиции про свой интернационализм как начал втолковывать. Мол, если бы он знал, что водитель, которого он в капусте квашеной притопил, был не титульной       нации, а простой туркмен, он бы никогда не позволил, потому что сам настрадался и все народы братья… Ну, будем здоровы!

Все выпивают, крякают, закусывают. Выпивают по второй, по третьей…

С е м е н Ф е д о р о в и ч. Людочка, а что это вы не пьете? Давайте, давайте, а то нехорошо как-то.

Л ю д о ч к а. Я же вообще не пью. Ну да ладно, одновá живем! Наливай, Николчик!

В л а д и м и р С е р г е е в и ч. Изучать Монголию и не пить нельзя, Людочка. Гы-гы.

И р и н а П е т р о в н а. Закусывайте, закусывайте, Людочка. Никол, ты бы спел нам.

Н и к о л. Ой, Ирина Петровна, я что-то притомился. Пойду полежу.

Б о р и с М и х а й л о в и ч. Меня тоже развезло. Ландыши, ландыши…

Все разбрелись. Никол и Борис Михайлович уснули в ящиках. Ирина Петровна накладывает в сумки капусту и картофель. Светик и остальные убирают снедь. Переговариваются. Хохочут. Вдруг из-за ящиков раздаются крики.

Л ю д о ч к а. Оставьте, Семен Федорович, как вам не стыдно! Что вы делаете?! Ай! Ой!!

С е м е н Ф е д о р о в и ч (пьяно). Людочка, почему всем можно, а мне нельзя? Я что же, не мужик? Ну, не надо, моя девочка. Зачем из себя меня изображать? Вот так. Так. Так. Давай же, детка.

Раздаются грохот, крики. Выбегает Людочка. Все вскакивают и бегут за груду ящиков. Выносят оттуда бездыханного Семена Федоровича с окровавленной головой. Следом появляется растерянный Никол с осколком бутылки в руке.

Н и к о л. Я хотел только оттащить его от Людочки. Я не хотел его убивать. Что же будет?

В а