— Если ты серьезно думаешь о карьере пианиста, ты не должен этого бояться! — Она почти сердится. — Господи, Аксель, ведь речь идет всего о нескольких концертах!

Мне нечего на это ответить.

— Сейчас ты напоминаешь мне мою маму, — говорю я.

— Не похоже, чтобы это было приятное воспоминание. К тому же я слишком молода, чтобы быть твоей мамой. Но я могу быть твоим другом.

— Вот и прекрасно. Будь другом. Скажи, что я должен делать.

— Тебя ждут люди. Поедем со мной в Киркенес. У меня дежурство в больнице. А ты отправишься в свое турне. Ты и представить себе не можешь, как это будет здорово. Люди будут тебе благодарны.

— Я опоздаю ровно на сутки.

— У нас на Севере это не имеет значения. Твой импресарио тебе поможет и предупредит всех организаторов. Турне продлится пару недель, ты будешь играть для людей, которые влюбятся в твою музыку. А потом приедешь обратно сюда, обретя новые силы, которые тебе подарят встречи с людьми. И тогда мы с тобой сыграем Брамса.

Это на меня действует. Достаточно одного того, что мы с нею сыграем Брамса. Ей удается уговорить меня. У меня есть пятнадцать минут на то, чтобы принять душ и одеться. К тому времени во дворе меня будет ждать «Лада».

В машине по дороге в Киркенес я замечаю, что на душе у нее стало легче. Вспоминаю слова Тани о том, что все влюбляются в Сигрюн и хотят быть ее пациентами.

— Ты хорошо знаешь Таню Иверсен? — спрашиваю я.

Сигрюн кивает.

— Славная девушка. Я плохо ее знаю. А почему ты спросил?

— Она просила меня научить ее играть на рояле.

Сигрюн задумывается. Хотелось бы мне знать, о чем она сейчас думает.

— Неплохая мысль, — говорит она наконец, словно на что-то решившись. — Но я хотела поговорить с тобой о другом.

— О чем же?

— О Гуннаре Хёеге.

— А что с ним? — Я сразу настораживаюсь.

— Ты познакомился с ним в самолете, да?

— Да.

— Что ты о нем думаешь?

— А что ты хочешь услышать? Он единственный курил в самолете сигариллу.

— На него это похоже. — Она смеется.

— Потом, вечером, я встретил его еще раз в ресторане отеля. Он друг В. Гуде. Моего импресарио. Мне тогда было неприятно, что он не спускал с меня глаз. Потому что я решил напиться пьяным. Ты его знаешь?

Она не отвечает.

— Он хочет, чтобы ты дал концерт для акционерного общества «Сюдварангер». И просил меня напомнить тебе об этом.

— Так быстро? Он сказал, что в качестве гонорара я получу обед. Я был польщен.

— Это глупо с его стороны. Но ты все-таки должен дать этот концерт. У него большие связи. Он поможет тебе и в будущем.

— Откуда ты это знаешь? Ты что, его секретарь?

— Я тебя прошу… — коротко бросает она.

Во что я впутываюсь? Мне это не нравится. Ей, очевидно, тоже. Остаток дороги до Киркенеса мы едем молча. Проезжаем 96 параллель. Мне становится невыносимо грустно.

Сигрюн довозит меня до отеля. Помогает достать из машины чемодан. Мы прощаемся.

— Ты молодой, — говорит она. — Но уже столько всего испытал. Попытайся получать от жизни удовольствие, несмотря на все тяжелое, что тебе пришлось пережить. У тебя еще столько возможностей.

— Ненавижу прощания, — говорю я.

— Я тоже. — Она щиплет меня за щеку, словно хочет сказать, что я должен хорошо себя вести. — Не делай никаких глупостей. Никаких драк с задиристыми мальчишками. Когда полночное солнце пересекается с зимней темнотой, атмосфера здесь накаляется. Помни, что через две недели ты снова вернешься в школу. И тогда мы с тобой будем вместе играть Брамса.

— Обещаешь?

— Да. Надо будет позаниматься.

— Только не занимайся слишком много. Это сказал Рубинштейн.

— Мудрый человек, — говорит она и быстро целует меня в щеку.

И тогда… Я ловлю ее взгляд и заставляю ее смотреть на меня. Чувство очень сильно. Она пытается отвернуться. Но я продолжаю смотреть ей в глаза, и она неожиданно отвечает на мой взгляд.

Что она видит во мне в эту минуту? — думаю я. Марианну? Аню? Видит все, что связывает меня с нею, все, из-за чего я приехал сюда?

— Ты такая красивая! — неловко говорю я. И беспомощно обнимаю ее за плечи.

— Не надо! — Она хватает мою руку.

— Сейчас ты напоминаешь мне Аню.

Сигрюн мотает головой. В глазах у нее слезы.

Потом она быстро садится в «Ладу» и уезжает.

Я опять один. Голова идет кругом, от стыда я красный как рак. Что я натворил! Она замужняя женщина. Я недавно овдовел. Что она подумала? Отныне я нахожусь в турне по побережью Финнмарка, думаю я. Оставляю чемодан в приемной отеля и прямым ходом иду в винный магазин. Возвращаюсь с тремя пакетами спиртного. Русская водка. Пить ее меня научила Сигрюн. Водка утешает. Это лекарство. Я знаю, что она разогреет мой организм и вернет мне утраченную энергию. Первый глоток я делаю в каком-то подъезде, свернув за угол от винного магазина. Это как взрыв. Я сразу чувствую себя трезвым. Иду в отель. Девушка в приемной смеется при виде меня:

— Опять к нам? — говорит она и дает мне ключ от того номера, который я занимал раньше. Как будто номер ждал моего возвращения.

Но когда я вхожу в номер, его стены словно надвигаются на меня. Кладовая с морозилкой, думаю я. В номере холодно. Должно быть, здесь кто-то умер. Я это чувствую. Сев на кровать, я оглядываю номер. Здесь кто-то есть, кроме меня.

— Кто здесь? — спрашиваю я.

Но никто не отвечает. От стен как будто несет холодом. Чужая жизнь, неприбранная кровать в нескольких сантиметрах от меня, но по другую сторону стены. Может, ночью я буду спать бок о бок с тем незнакомцем? Может, каждый из нас будет слышать, как другой ворочается в постели? Может, там вообще окажется два человека? Может, они будут совокупляться? Может, я, лежа здесь, заключенный в собственной жизни, с окном, задернутым шторой, окажусь невольным свидетелем всего самого интимного, что будет происходить между ними?

Сколько водки я могу выпить за день? — думаю я. Ведь когда-то мне придется остановиться. Вчера Сигрюн знала, что делает. Она вернула мне равновесие. Не слишком мало. Не слишком много. Теперь мне придется обретать равновесие без нее, научиться пить в меру, думаю я. Всю оставшуюся жизнь. Никто ничего не должен заметить. Только я сам. Мне нужен покой. Ясность, которую дают первые глотки. Алкоголики не умеют на этом остановиться. А я сумею.

Я сажусь к телефону. Нужно позвонить В. Гуде.