Долго и внимательно он рассматривал фотографию — видимо,считал себя обязанным отработать исчезнувшие деньги, но тем не менее вердиктбыл неутешительным:

— Нет, не помню… Я не видел эту девушку… По крайнеймере, последнее время она у нас не показывалась.

Леня мгновенно перестал рыдать и деловито поинтересовался:

— Может быть, она приходила в другую смену?

Официант задумчиво пожевал губами и удалился, держафотографию в вытянутой руке, как будто боялся обжечься.

Через минуту он возвратился и помотал головой:

— Нет, последние дни ее здесь не было.

Степан Степанович совершенно уверен.

— Степан Степанович? — переспросил Леняудивленно, — Кто такой Степан Степанович, на чье мнение вы такполагаетесь?

— Степан Степанович — большой человек! — Официантс уважением оглянулся на дверь. — Он отставник и работает у насгардеробщиком. Сейчас, конечно, на улице тепло и работы для него нет, но он наредкость ответственный работник и ежедневно приходит… Так сказать, всегда напосту. И видит всех входящих и выходящих. Так он вашей сестры, извиняюсь, невидел, а это значит, что ее здесь не было!

— Но вы же сказали, что он отставник, значит, человекпожилой, — Маркиз все не хотел сдаваться, — может, у него со зрениемне все в порядке или, наоборот, с памятью?

— Нам бы с вами такое зрение и такую память! —проговорил официант. — И потом, вы не знаете, где он служил до того, каквышел в отставку!

— Ах, вот даже как! — с интересом ото-, звалсяЛеня.

— Именно! — Официант значительно возвел глаза кпотолку. — Так что вы понимаете — на его зрение можно положиться!

— Неужели и оттуда.., уходят в отставку?

— Как видите!

— Ну что ж… — Леня поднялся из-за стола, — будемискать дальше…

— А как же насчет «жаркого объятия»? —заволновался официант.

— Насчет чего? — Ленины брови удивленно поползливверх.

— Коктейль «жаркое объятие», — напомнилслужитель, — вы заказывали коктейль!

— Выпейте его за мое здоровье, дорогой! — Леняположил на стол еще одну купюру, помельче, и направился к выходу.

— Нет, Ленечка, — заговорила Лола, когда ониприлично отошли от входа в заведение, — зря ты меня обвиняешь впристрастии к театру! В тебе тоже пропадает настоящий актер!

— Ты так считаешь? — Маркиз скромнопотупился. — Ну тебе, конечно, виднее…

«Фигляр несчастный», — совершенно несправедливоподумала Лола.

— Моя сестренка… — передразнила она вслух своегопартнера, — моя маленькая девочка… Я заменял ей папу и маму… Кормил еегрудью и вытирал попку… С ней наверняка случилось что-то ужасное…

— Но ведь с ней действительно случилось ужасное, —отозвался Маркиз, — так что внутренний голос меня не обманул…

— Ладно тебе, — Лола махнула рукой, — лучшескажи, куда мы теперь направляемся.

Леня взглянул на свой список и ответил:

— Отсюда ближе всего до «Блудного попугая».

«Блудный попугай» оказался полной противоположностьюпредыдущего заведения. Это было заметно еще издали, на дальнем подходе — передвходом на тротуаре стояло несколько мощных навороченных мотоциклов, сверкающиххромированными деталями — «хонды», «ямахи» и даже один культовый «харлейдэвидсон». Тут же было припарковано несколько джипов — не представительскихлаковых «лендкрузеров» или «лексусов», а настоящих боевых внедорожников споцарапанными капотами и ободранной краской на бортах.

Особенно впечатляла одна машина, поднятая над тротуаром наогромную высоту, так что под ее днищем можно было пройти, почти не нагибаясь,покрытая выгоревшими надписями на нескольких языках и следами бесчисленныхаварий, которые украшали ее, как шрамы украшают лицо старого морского волка.

Над дверью заведения красовалась вывеска, исполненная изогромной, грубо оструганной доски. Название было вырезано на этой доскекривыми, неровными буквами.

Тут же, перед входом, курили двое мрачных бородатых парней вчерных майках, обтягивающих рельефную мускулатуру, и в банданах, украшенныхчерепами.

Байкеры удивленно покосились на Лолу и Маркиза, нопосторонились, давая им дорогу.

— Что-то мне подсказывает, что и это — не тот попугай,который нам нужен — проговорил Леня, толкая тяжелую дверь. — Но все же дляпорядка зададим здесь пару вопросов.

Полутемный зал тонул в густом дыму, как поле боя послеартиллерийской канонады, причем к запаху обычного табака примешивался какой-топриторный сладковатый аромат, наводящий на мысли о марихуане и прочихдостижениях прогресса. Навстречу вошедшим никто не поспешил, их вообще незаметили, что было не удивительно в условиях дымовой завесы, ревущего издинамиков тяжелого рока и пытающихся перекрыть его хриплых голосов десятковпосетителей. Публику на девяносто процентов составляли рокеры, байкеры иметаллисты, остальные десять процентов составляли представители других, нестоль многочисленных неформальных объединений молодежи.

Впрочем, не всех присутствующих можно было отнести кмолодому поколению — попадались в зале и крепкие мужички прилично за сорок, нив чем не уступающие своим молодым коллегам, и шатался от стола к столуздоровенный старик лет семидесяти, длинные седые волосы которого былиприхвачены кожаной банданой, а голые руки, длинные и сильные, как у гориллы,покрывала густая татуировка.

Лавируя между голыми деревянными столами, уставленнымипивными кружками и бокалами, Леня пробрался к стойке бара, усадил свою спутницуна высокий табурет и взгромоздился рядом.

Бармен, плечистый детина в майке с надписью «настоящийгангстер», повернулся к новым посетителям. На его широком невозмутимом лице недрогнул ни один мускул, и он спросил, легко перекричав динамики:

— Лакать какого?

Увидев на Ленином лице легкую растерянность, он пояснил:

— Пойла, в смысле, какого плеснуть? «Зеленую фею»?

— А что это за фея? — спросила Лола, кокетливопоправив волосы и разглядывая занятную татуировку на запястье бармена. Там былавесьма художественно изображена замысловатая математическая формула, подкоторой змеилась надпись готическими буквами: «Не забуду линейную алгебру».

— Память о моей далекой юности, — пояснил бармен,перехватив Лолин взгляд. — Глупый был, на матмехе учился… А «зеленая фея»— это абсент.

— Ну, фею так фею, — согласилась Лола.

— Только если вы первый раз, много сразу непейте, — проговорил доброжелательный бармен, подхватив высокий бокал ипоставив перед собой на стойку, — с непривычки разные глюки бывают… Одномупарню померещилось, что прямо в зал въехал крейсер «Аврора» и шарахнулхолостыми по окнам… Так он под стойку залез и завопил: «Ой, мама, они все поновой начинают!» Еле его оттуда вытащили…