— Как раз на них своих красавиц и посадите!

Давно на Войсковом Дворище не звучало столько смеха и шуток, как при этих сборах. Но княжне общее веселье внушало все большее опасение.

— А что вы будете делать, если лесовики запрутся и не захотят выходить?

— Придется силой их делать счастливыми, — куражился Рыбья Кровь. — Разобьем ворота, выгоним из землянок, и пусть только попробуют не радоваться нашему прибытию.

— Все, я тоже еду с тобой, — твердо сказала перед самым выходом жена.

Князь не сильно возражал: выгоняет его на мороз, пускай и сама померзнет рядом. Кроме Нежаны в поход Всеслава решила взять также пять жен десятских и вожаков:

— Лучше им вести переговоры, а не твоим страшилищам.

Женихов набрали пять ватаг: три верховых и две разместили на десяти санях. Три крытых возка взяли для княжны и жен десятских. Захватили и четыре камнемета.

— Зачем, если все будем делать миром? — встревожилась Всеслава.

— Для любого мира это самое лучшее средство, — усмехнулся муж.

Путь определили вверх по реке на север. Крепкий мороз превратил русло Липы в гладкий лед, двигаться по которому было одно удовольствие. К исходу дня прошли почти пятьдесят верст, не останавливаясь ни в Арсе, ни в своем сторожевом селище. На первом лесном ночлеге испытали крошечные войлочные шалаши, подаренные Дарнику в Черном Яре тарначским воеводой. По трое, четверо согревать себя в них только собственным дыханием оказалось вполне возможным, хотя наутро почти у всех воинов от такого «сугрева» порядком болели головы.

Следующее сторожевое селище находилось у правого притока Липы, который вел к их дальнему городищу Северску. Переночевав в тепле, свернули направо, на главное русло самой Липы, во владения Арса, куда раньше Дарник воздерживался заходить. Конные дозоры трусили вдоль обоих берегов реки, высматривая человеческие следы. За целый день пути обнаружили лишь развалины двух давно покинутых селищ.

На третье утро походников поджидала удача: прорубь, от которой санный след вел вглубь леса. Пойдя по нему, колонна липовцев верст через пять вышла к лесной засеке, где санная колея, петляя, подныривала под сваленные деревья. Лай собак и звук железного била указывали на близость жилья. С трудом преодолев узкий лаз в засеке, колонна вышла на небольшое выгонное поле, за которым располагалось большое селище, окруженное полуторасаженным тыном. Ворота находились на высоком бугре, и, чтобы пройти к ним, надо было проехать по насыпи вдоль тына, подставляясь под возможные стрелы защитников селища. Выглядывающие из-за ограды жители настороженно смотрели на вооруженных пришельцев.

— Ну, так где там твои переговорщицы? — обратился Дарник к жене.

Княжна заметно заробела.

— Пускай они сначала как следует рассмотрят нас, — неуверенно попросила она.

— Хорошо, пускай рассмотрят. — Дарник подал знак выставлять мишени.

Следующий час бойники вовсю занимались своими боевыми играми. В мишени летели стрелы и сулицы, силачи бросали на дальность тяжелые камни, конники на полном скаку подбирали с земли топоры и пики. Ближе к селищу деловито сновали пять липовских жен, своим беззаботным хозяйским видом давая понять, что намерения у непрошеных гостей самые мирные. Наконец ворота чуть приоткрылись, и из них вышли двое переговорщиков: седой старик и чернобородый мужчина.

Князь вдруг остро ощутил нелепость всей их жениховской затеи. Ну как нормальные лесовики могут выдать за красивые побрякушки ста незнакомым мужикам десять — пятнадцать своих дочерей и сестер? Да они костьми лягут, а не согласятся на такую сделку. И виноват во всем будет именно он, Дарник. Всеслава задорно взглянула на мужа:

— Давай я сама.

— Ну попробуй, — разрешил он.

Смерды были словенами, их полушубки отличались неказистостью и бедностью отделки — явное свидетельство оторванности селища от больших торжищ. Обменявшись с князем и княжной традиционными приветствиями и сообщив что называют свое селище Жить, они захотели узнать, что привело княжескую дружину в их края.

— Мы три дня в дороге, — взялась отвечать им Всеслава. — Наши женщины сильно замерзли и очень хотят погреться в бане.

Дарник с оторопью покосился на жену: уж не хочет ли она сама лезть в пасть к незнакомым людям. Староста и чернобородый тоже озадаченно переглянулись.

— Мы понимаем, что всю дружину в вашем селище разместить нельзя, — продолжала щебетать княжна. — Можно ли нам поставить свой стан прямо здесь?

— Можно, — отвечал староста. — А женщины будут мыться одни или с мужьями?

— С мужьями.

Староста выразительно покосился на вооруженных дружинников.

— Не беспокойтесь, — сказала Всеслава. — Мы знаем обычай и в чужой дом с мечами не входим.

— А княгиня с князем тоже хотят баню? — подал голос чернобородый.

— Очень хотим. А еще нам нужно сено и овес.

Серебряные дирхемы в уплату за сено лесовиков интересовали мало, зато чугунные сковороды и горшки в обмен были приняты с большим удовольствием.

— Неужели вот так возьмете и без оружия туда пойдете? — изумлялся сотский дружины, которого Рыбья Кровь оставлял вместо себя.

— Ты хочешь, чтобы я был не таким смелым, как моя жена? — хорохорился князь, хотя не испытывал ни малейшего желания заходить безоружным куда бы то ни было. — Я знаю, с камнеметами, если что, ты умеешь распорядиться.

Оставив при себе одни ножи — знак свободного человека, шесть семейных пар направились в Жить. Дома в ней располагались лучами от центральной площади и шли в три кольца: непосредственно к площади примыкали жилища глав семей, за ними шли дома сыновей и третье кольцо составляли хлева, конюшни и бани.

Лучшим жилищем оказался не дом старосты, а дом чернобородого. Как понял Дарник, именно он возглавлял в селище большие охоты и руководил всеми общими работами, оставляя отцу-старосте судебные и жреческие дела. От ворот до дома чернобородого гостей сопровождала толпа женщин и детей, мужчины следовали чуть поодаль. Больше всего внимания уделялось князю и княгине, таких знатных людей здесь еще не видели. До них беспрестанно кто-то незаметно дотрагивался, и терпеть это было крайне неприятно. Посмотрев на жену, Дарник злорадно убедился, что и ей это тоже не в радость.

Пока топили лучшую баню, гостям устроили богатый пир. Все шло хорошо, вот только объяснять, кто он и чем знаменит, оказалось удивительно неловко — за своей известностью Дарник давно отвык от подобной необходимости. Всеслава между тем приступила к сватовским обязанностям. Громко, чтобы услышали и за пределами горницы, похвалила красоту житевских молодок и заявила, что в их дружине есть немало славных воинов, которых они с мужем хотели бы женить.

— А что они умеют, кроме как мечом махать? — без особого почтения спросила жена чернобородого. — Вот убьют его в походе и что молодой вдове тогда делать?