Она хихикнула. Лева тоже улыбнулся.

– Только не бросайте меня после свадьбы на двадцать четыре года, как рабби Акива свою жену.[88]

– Обещаю, – торжественно заявил Лева, – максимум – на двадцать два.

Оба рассмеялись, каждый в свою трубку, и дальнейший разговор потек легко и весело. Договорились встретиться сегодня же в шесть часов вечера у «самолета».

Так называли старый истребитель «Мираж», вознесенный на постамент посреди городского сквера. Много лет назад в машине такого типа во время полета над Реховотом отказала какая-то железка, а летчик, вместо того чтобы катапультироваться, тянул до последнего и разбился уже за окраиной, не причинив городу никакого вреда. Постаментом служили три подпорки, позволяющие прогуливаться под самолетным брюхом и разглядывать заклепки, лючки, выпущенные навечно шасси и прочие авиационные атрибуты. Подсвеченный прожектором, «Мираж» казался совсем новым, готовым сорваться с неудобного ложа и вновь умчаться в глубину ночи.

Городской сквер располагался неподалеку от религиозного района, и поэтому его всегда наполняли мамы с колясками, старики в черных шляпах и мальчишки с пейсиками вразлет, самозабвенно гоняющие на велосипедах по узким дорожкам. Место, идеальное для встречи и знакомства, тут не существовало даже малейшей вероятности остаться наедине, то есть оказаться в положении, часто толкающем людей, особенно в юном возрасте, на всякого рода непредвиденные поступки.

На встречу Лева шел с колотящимся сердцем. Ему почему-то казалось, будто Злата и есть она, та самая единственная она, которая… А дальше мысли разбегались, терялись и путались, словно конец нитки в клубке. Он уже готов был любить Злату – нет, он ее уже почти любил, перебирая в памяти смешные словечки, произнесенные милым голоском.

Увы, внешность предполагаемой невесты оказалась куда прозаичнее голоса. Каждая из черт ее лица сама по себе казалась вполне симпатичной но, собравшись вместе, они никак не могли превратиться в единое целое и словно спорили, кто главнее. Нос с горбинкой соперничал с крупными, чуть навыкате глазами, подбородок, украшенный ямочкой, выступал из пунцовых щек, мохнатые гусеницы бровей будто старались переползти через лоб, покрытый темным пушком, и соединиться с жесткой щеткой иссиня-черных волос.

Левино настроение ухнуло в глубокую яму, и, как Злата ни старалась развеселить его забавными вопросами, ничто не помогало. Поддерживая беседу и даже стараясь чисто автоматически произвести хорошее впечатление, он изо всех сил пытался отыскать в предполагаемой невесте хоть какую-нибудь симпатичность, чтобы уцепиться за нее, вырастить, поднять в себе внезапно исчезнувшую влюбленность. Со стороны их разговор мог показаться оживленным и даже остроумным, но внутри Левиной души все гуще сходились свинцовые тучи безразличия.

Следующее свидание, тем не менее, он назначил через два дня, и Злата согласилась с явной охотой и нескрываемым интересом. Распрощавшись перед парадной, уже отходя, она вдруг обернулась и сказала со смешком:

– А ты мне нравишься. Действительно симпатичен, не обманули свахи.

Ах, если бы он мог ответить ей тем же самым!

Два дня он старался не думать о будущей встрече, но мысли все время сбивались, убегая в сторону «самолета» и подбородка с ямочкой.

«Внешность не главное в жене, – убеждал себя Ле– ва. – Человек она явно хороший, с юмором, и по мировоззрению вполне подходящая. А что не очень нравится, наверное, тут все дело в привычке. Через три-четыре встречи ты притерпишься и перестанешь даже замечать, что куда выпирает и чему не соответствует. Вот фигура у нее хорошая – это да – талия, бедра – ну и все такое прочее. Смотри на фигуру».

Увы, но психотерапия работала недостаточно хорошо. Лицо Златы вызывало у Левы устойчивое отвращение. Во время прогулки он старался не отводить глаз от фигуры, отыскивая в ней все новые и новые достоинства.

– У меня что, платье порвано? – спросила Злата в конце свидания.

– Да нет, – испуганно ответил Лева, сразу сообразив, в чей огород камушек.

– Так чего ты меня разглядываешь с таким вожделением? – усмехнулась Злата. – Тебе разве не объяснили, что пожирать глазами девушку неприлично? Даже в нерелигиозном обществе. А у нас тем более…

Несмотря на укоризненный тон, глаза у Златы блестели, ей явно нравился столь неприкрытый интерес к ее женским прелестям.

Не зная, как выпутаться из неловкого положения, Лева пролепетал первое пришедшее ему в голову объяснение и с ужасом увидел, что запутывается еще больше.

– Я, понимаешь, – сдавленным голосом выдавил он, – я не специально, просто ты так на меня действуешь.

Злата опустила глаза и едва слышно произнесла:

– Мне неловко такое говорить, но ты на меня действуешь точно также.

После третьей встречи Лева начал обдумывать, как бы повежливее объяснить, что он больше не хочет встречаться, но его собственные, неловко и невпопад произнесенные комплименты и якобы признания не давали возможность перевести разговор на иной лад. Приученный во всем быть последовательным, он не мог вдруг ни с того ни с сего изменить линию поведения. Нужно было подготовить Злату к предстоящему разговору, а для этого требовались еще несколько встреч.

Но дело повернулось совсем другим боком. После пятого свидания раввин отвел Леву в сторону и сказал.

– Я рад, что все складывается удачно. Очень рад. Пора назначать день помолвки.

Леву словно молотом по голове ударили. Он открыл рот, чтобы объясниться, но вместо связных предложений из него посыпались, словно шелуха от семечек, бессвязные обрывки фраз и междометий.

– Понимаю твое волнение, – остановил его рав– вин. – Тебе не придется ничего делать. Все, что ты должен, – это лишь сказать «да».

Лева глубоко вздохнул, собрался с мыслями и попытался внятно изложить обуревавшие его чувства.

– Это говоришь не ты, а прошлая жизнь, – раввин пренебрежительно указал подбородком куда-то за плечо, где, по его мнению, располагалось Левино прошлое. – Культура, которую в тебе взрастили, предписывает искать не супружество, а роман. Любовь, вздохи, сладкий лепет мандолины. У нас же все выглядит иначе. Вот, посмотри.

Он снял с полки Пятикнижие, быстро пролистал его и, легко отыскав нужную страницу, прочитал:

– И ввел Ицхак Ривку в шатер матери своей, и женился на ней, и полюбил ее Ицхак, и нашел в ней утешение.

Обрати внимание на порядок действий. Сначала он ввел ее в шатер матери, то есть убедился, что она подходит ему по мировоззрению, полученному в родительском доме. Потом женился, только после этого полюбил и в конце концов нашел в ней утешение.

Вот нормальный процесс возникновения любви – не плотского вожделения, а подлинного союза сердец. Когда люди начинают жить вместе, помогать друг другу, советоваться, тогда и возникает уважение, благодарность за помощь, за участие, за радость физической близости и как следствие – любовь. Как следствие, понимаешь, а не как причина. Такая любовь стоит на прочном фундаменте и выдержит любые испытания.