И если нынче, в наши дни, от ансамбля, некогда славного, редкого по своей красоте, слишком мало что осталось, но есть возможность рассмотреть старую литографию с надписью: «Вид села Ахтырки, принадлежащего князю Ивану Николаевичу Трубецкому», старые планировки усадебного парка, которые дают нам представление, какой была усадьба в XIX веке.

Перед нами большой пруд с искусно, плавно очерченными берегами, ажурный мостик, широкая каменная пристань со ступенями, спускающимися прямо в воду. А по сторонам пристани — балюстрада, облокотившись на которую можно было рассматривать плывущие лодки и необычайно красивый, особенно поздней осенью, ступенчатый парк по ту сторону водной глади.

На высоком берегу пруда господский дом — с центральной высокой частью, увенчанной куполом, над которым обычно развевался трехцветный русский флаг. Присутствие владельца усадьбы легко можно было определить по наличию этого флага.

Историк русской усадебной архитектуры и талантливый литератор Валерий Турчин писал: «Когда "старый" князь П. И. Трубецкой, следовавший неукоснительно своим барским привычкам, приезжал в свои владения, то специально назначенные "парни" следили за тем, когда его экипаж пересекал эту границу, и поднимали на высоком, установленном специально над зеленым куполом главного дома флагштоке трехцветное полотнище».

Находясь на круговой смотровой площадке, можно было видеть окружающее пространство, что раздольно простиралось далеко за границами владения Трубецкого, ведь недаром именно в этих местах Виктор Васнецов писал этюды к «Аленушке». До сих пор существует пруд, который запечатлел художник на своей картине. Здесь, в Ахтырке, написал он этюды «Пруд в затишье», «Осока», «У омута», «Затишье». По аллеям парка гуляли и М. Нестеров, и С. Аксаков, и П. Чайковский, и Н. Рубинштейн.

Главные постройки усадьбы создаются в 1820-х годах архитектором А. С. Кутеповым в духе ампир. Вокруг дома большой липовый парк, в глубине которого стояла двухэтажная беседка, получившая название «Эрмитаж». Стройные колонны-полуротонды завершались строгими валютами капителей. Над ними лентой тянулся фриз, а сверху располагалась большая площадка, с которой открывался не только вид на усадебный дом (место ей Кутепов определил как раз напротив усадебного дома, через пруд), утопающий в зелени, но и на зеленые кроны деревьев, мерно покачивающиеся под порывами ветра. Беседка была увенчана эоловой арфой, которая при порывах ветра издавала мелодичные звуки.

Аллеи старинного парка выводили к оригинальным небольшим мостикам через ручьи с грациозными перилами в березовой коре или к круглой беседке, или княжеской скамейке, на которой любил отдыхать Иван Петрович Трубецкой.

И если в таких усадьбах, как Архангельское, Кусково, обелиски, памятные колонны, павильоны владельцы усадеб сооружали в честь пребывания в этих местах великих князей и императоров, то здесь, среди скромных аллей парка, на небольшом холмике, возвышающемся над берегом спокойно-задумчивой и нежно-гладкоструйной речки Вори, вдруг возникает силуэт совсем небольшой, скромной колонны[23]. Это памятник, посвященный одним представителем рода другому. На нем трогательное стихотворное послание.

Оно далеко от пиитических изысков XIX столетия да и не претендует на отточенность форм, но по-своему доброе и милое. Чисто семейного, альбомного склада. Поставлен знак Петром Ивановичем Трубецким в память о своей матери (это был всего лишь кенотаф[24], поскольку сама княгиня Наталия Сергеевна Мещерская, по мужу Трубецкая, похоронена в лавре).

Совсем недолго оставались Трубецкие владельцами Ахтырки, и в пору, когда пришлось продавать это таинственно-музыкальное имение, они, сохраняя память об одном из представителей рода — Наталии Сергеевне Трубецкой, переносят колонну к церковной ограде. В 1917 году рушится усадьба. Падает и колонна, но, к счастью, остается цела.

Шли годы. Многое вокруг усадьбы менялось, отнюдь не в лучшую сторону. По окрестным землям прошла Московско-Ярославская железная дорога. А довершила разрушение, казалось бы, прочного, сложившегося многими десятилетиями уклада реформа 1861 года. Хозяйство, в основном усилиями управляющих, приводится в расстройство. Помещичьи земли в округе приходят в упадок.

В 1920-х годах усадебный дом был уничтожен пожаром.

А. Н. Греч писал в «Венке усадьбы»: «Недавнее пепелище заросло травой, крапивой и бурьяном. Одиноко и оголенно стоит церковь, больше не ведет никуда дорога, охваченная пилонами въездных ворот… Над пепелищем склонили свои ветви плакучие березы, точно на кладбище».

С той же уверенностью, с какой Россию называли крестьянской (если иметь в виду только численность класса), страну нашу следовало бы величать и дворянской. Причем касается это не только качественного уровня отечественной культуры (на протяжении многих веков выпестованной, построенной и доведенной до гениального совершенства именно русским дворянством), но и количественного. Оказывается, общее число поместий в империи составляло в середине XIX столетия несколько сотен тысяч. И дело не в том, что 90 процентов этих усадеб принадлежали помещикам бедным либо однодворцам[25]. Важна та потенциальная культура многих из этих мелкопоместных родов, которая постоянно подпитывала не только живущих в округе крестьян, но даже и власть имущих, государственных служащих (при них они были секретарями министров, офицерами в армии, управляющими в имениях, на заводах и фабриках, лесничими в государственных и частных угодьях).

Эти люди, носившие в обществе и народе шутливо-насмешливое прозвище «мелкотравчатых», прекрасно знали свое дело, как правило, были честны и работоспособны до самозабвения.

Среди этих скромных помещиков встречались и женщины, пользовавшиеся не только уважением собственного класса, но и теплым отношением к ним местных крестьян.