Удивительная и очень хорошая новость. Гвин гневно подумала о десятках людей, которых весной изгнали из Далинга — вот им бы знать про это! Она вгляделась в мужеподобную великаншу.

— Кто управляет Академией? Кто ею руководит?

— Я.

Почему-то Гвин это не удивило.

— И что привело тебя из такой дали сюда?

— Важное дело.

— За пределами Далинга от империи мало что осталось, — сказала Гвин, размышляя. — В смутные времена Рарагаш не разграбили?

Лабранца нетерпеливо мотнула головой. Она всячески выражала, что хочет кончить их разговор.

— Зарданцы уважали меченых куда больше, чем кволцы. Они обошли Рарагаш стороной.

— Но в последующих войнах не всегда участвовали зарданцы.

— Да, и мелкие королевства непредсказуемы. Рарагаш научился не оповещать о себе. Однако, когда мы узнаём о вспышке звездной немочи, то посылаем своих людей искать меченых. Мои два спутника добрались до Далинга с этой целью.

А, так, значит, у нее самой цель другая!

— По дороге сюда, — сказал Полион, — мы повстречали джоолграта.

Лабранца обратила на него свой устрашающий взгляд еще раз.

— Джоолграты заслуживают особой жалости, так как не способны маскировать себя. Если ты сообщишь Джасбуру или Ордуру, где он скрывается, они отправятся туда и найдут его.

— Ее. Это женщина. Дедушка уже предложил ей убежище.

— Он достоин похвалы. Но ей следует сначала побывать в Рарагаше. Мы можем помочь даже джоолгратам.

Ниад жалобно смотрела на Гвин. Было невозможно представить себе, чтобы эта доверчивая, ласковая девочка убивала людей, но вчера ночью человек упал мертвым, словно пораженный молнией. Лабранца лишь подтвердила собственные страхи Гвин.

— Особой спешки нет, — сказала она. — Никто из нас сейчас не может выйти из гостиницы. Но если бы и могли, Ниад нельзя отправить одну в такой дальний путь. Ей будет нужен провожатый.

— О? — сказал Полион. — А далеко до этого Рарагаша?

Мальчишка-фантазер, несомненно, вдруг почуял приключения.

— По ту сторону Петушьей Арены, — сказала Лабранца. — Две недели на хорошей лошади, даже если на дороге все будет спокойно. А одна война или парочка вас, конечно, задержит. Карпанцы вторглись в Нимбудию. По слухам, карпанцы убивают меченых на месте.

Полион прижал Ниад к себе.

— Слышишь? Все могло быть куда хуже.

Она хихикнула и ткнула его локтем в ребра. Юные сердца расцветали стремительно.

— Я буду твоим защитником! — сказал он и обнял ее еще и другой рукой.

— Если он будет тебе надоедать, — посоветовала Гвин, — нашли на него боль в животе.

— Тут нет ничего смешного! — резко сказала Лабранца. — Ты играешь с огнем, юноша! — Она встала, собираясь уйти.

Полион ответил ей вызывающим взглядом.

— А мне нра-вит-ся играть с огнем. — Он обернулся к Ниад. — Я тебе неприятен?

— Нет, но...

Она не успела договорить, потому что он тут же нашел ее губам другое применение. Ее глаза широко открылись от изумления, потом закрылись и остались закрытыми.

Гвин решила, что события вышли из-под ее контроля, и оставила их этому занятию. Потом она поговорит с Ниад, а Полион уже предупрежден.

Она нагнала Лабранцу, широким шагом направляющуюся к лестнице.

— Вы собираетесь вернуться в Рарагаш, Лабранца-садж?

Лабранца остановилась.

— Возможно. Расскажи мне про Тибала Фрайнита.

— Мне почти ничего не известно. Он пришел рано утром, прожил здесь два дня и ушел незадолго до вашего прибытия.

— Он искал кого-нибудь, пока был здесь? — Ее начальственный тон был невероятен. Гвин он возмущал, но воспротивиться ему она не смогла.

— Насколько знаю я, нет. Я не пасу моих постояльцев, садж.

—Невыносимый! Хотя шуулграты не отвечают за свои поступки, а потому я не стану его осуждать. Да, я думаю, известие о вторжении карпанцев — достаточная причина вернуться в Рарагаш без промедления.

— Я думала, все шуулграты превращаются в бредящих полоумных. Так было со всеми ними в Далинге.

— Необязательно, если получают верные советы. Ты понимаешь природу Проклятия Шууль, Гвин-садж? — Лабранца прищурилась на нее с высоты своего роста, будто школьная наставница.

— Они могут предсказывать будущее.

— В ограниченных пределах. Память шуулграта простирается только вперед. Сейчас Тибал Фрайнит уже совершенно тебя не помнит, если только ему не суждено встретиться с тобой в будущем. Ты заметила, что он все пишет и пишет? Шуулграты запойно ведут дневники. Прошлое для них покрыто мраком неизвестности, как для нас — будущее. Ты помнишь прошлое — то, что пережила, чему тебя учили, — а они помнят будущее наперед таким, каким узнают его.

— Значит, будущее для них предопределено и неизменяемо, как наше прошлое для нас?

— Вовсе нет! Шуулграт способен изменить будущее. Если он предвидит, что обварит ногу кипятком, то в его власти не подходить к плите.

Лиам Гуршит ударом кулака свалил Тибала Фрайнита на мозаику двора почти точно на том месте, где сейчас стояла Гвин. Если Тибал знал о грозящем ударе...

Забряцал колокольчик, наружная дверь открылась, в нее вошел гвардеец, опознал Гвин и парадным шагом направился к ней. Притопнув, остановился и отдал честь.

— Гвин-садж? — Совсем еще молодой, и прежде она его не видела. Его лицо, в местах, не закрытых шлемом, было красным и потным. Он пыхтел. В такую погоду кольчуга — довольно-таки неудобная одежда, а он к тому же торопился. — Меня послали найти Лабранцу Ламит.

Гвин кивнула в сторону Лабранцы, и та опять скрестила руки на груди.

Парень впился в нее глазами, будто выискивая уязвимое место в стенах осажденной крепости. Она была выше него и явно тяжелее — вместе с кольчугой и всем прочим.

— Его милость просит тебя, садж, почтить его своим присутствием.

— Да? А если я не пожелаю?

Он улыбнулся в предвкушении.

— Я вызову подмогу.

— Такая вот просьба? Ну, пожалуй, мне следует перемолвиться словом с правителем Инкуитом. Показывай дорогу, сынок!

Гвин проводила их взглядом, потом вновь обвела глазами двор. Мужчины Тарны, по обыкновению, играли в кости, а с поясов у них свисали мечи. Второй раз их врасплох не застанут! Все еще укрытые деревьями Ниад и Полион о чем-то увлеченно разговаривали, держась за руки и почти касаясь лбами. Женщины собрались в кружок вокруг Элим и болтали у пьедестала статуи Шууль в ипостаси летописца. Судьба словно бы записывала то, что говорилось у его ступней.