Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гериона повернулась и неторопливой походкой направилась к группе беседующих мужчин. Элис низко присела и поклонилась.
— Прошу вас, милорды, соблаговолите пройти со мной, — сказала она, двинувшись к мраморной лестнице.
— Граф Ульдерик имеет здесь свой кабинет? — поинтересовался Лайам.
— Наш милый Ульдерик проводит у Герионы чуть ли не все вечера, — с отсутствующим видом заметил Окхэм. Внимание лорда было приковано к стройной фигурке Элис.
— Неужели?
Окхэм неохотно перевел взгляд на Лайама.
— В это трудно поверить, зная его жену. Она чудо как хороша. Впрочем, граф ходит сюда не ради постели… Полагаю, вы понимаете, что я имею в виду.
Они поднялись на площадку, где лестница расходилась в разные стороны. Элис повела мужчин к правому маршу.
— Девушки Герионы прекрасно воспитаны, — продолжал Окхэм. — Они поют, как жаворонки, танцуют, как нимфы, а говорят, как жрицы. Верно, милая? — Лорд потянулся и ущипнул провожатую. Та повернулась, вспыхнув от возмущения, но тут же учтиво присела.
— Как лордам будет угодно, — произнесла она и указала на ближайшую дверь. — Вот красная комната, — девушка отворила дверь и еще раз присела.
Помещение, в которое вошли Окхэм и Лайам, целиком и полностью оправдывало свое название. Стены, пол, потолок, обстановка — все здесь алело, полыхало и отливало багрянцем, всюду, даже в декоре светильников, господствовал красный цвет. Впрочем, Лайаму это господство не показалось уютным. В комнате было довольно-таки темновато, и все предметы в ней имели нечеткие, размытые очертания — в том числе и сам граф, возлежавший на низком диванчике у дальней стены, равно как и две девушки, находившиеся подле него. Одна их них, стоящая на коленях, прикладывала ко лбу лежащего полотенце, смоченное, судя по запаху, в уксусе, другая, сидящая в ногах Ульдерика, держала в руках раскрытую книгу. Тут же был и барон, он устроился в кресле напротив графа, сердито сверля его взглядом.
— Стихи! — вскричал барон, поворачиваясь к вошедшим, но глядя только на Окхэма. — Он опять слушал стихи!
— Да! — простонал Ульдерик, усаживаясь и стараясь держаться более-менее прямо. Он все еще прижимал влажное полотенце ко лбу. — Да, стихи. Они отвлекают меня от забот, Квэтвел, а заодно и снимают боли в висках. Кроме того, у этой малышки премиленький голосок, — граф устало уронил полотенце и хлопнул в ладоши. Обе девушки тут же встали, учтиво присели и бесшумно покинули комнату. — А вы наверняка хотите затеять игру. Я ведь не ошибся, друзья?
Лайам внутренне покривился. И сам прием, и внешность графа не произвели на него благоприятного впечатления. Тощенький, лопоухий, коротко остриженный человечек, с тонкой шеей и выпирающим кадыком, показался ему блеклым и неприметным. Вся одежда — простая куртка и того же покроя штаны, а ноги почему-то босые.
«Значит, он любит стихи, — подумал Лайам. — Вор, увлекающийся поэзией? Возможно ли это?»
Окхэм усмехнулся.
— Для начала хорошо бы выпить вина и поболтать, ну а потом можно сесть и за карты. Впрочем, сегодня я не очень-то к этому расположен. Вот Квэтвел тот так и рвется в бой. Кстати, я привел собой еще одного завзятого игрока. Познакомься — это хороший приятель моей тетушки господин Лайам Ренфорд.
Граф, казалось, только сейчас обратил внимание на присутствие в комнате кого-то еще. Он воззрился на нового гостя и беспокойно сморгнул.
— Милорд, — произнес Лайам с поклоном.
— Господин Ренфорд, веселых пирушек. Дорогой Квэтвел, вино в буфете — не соблаговолите ли вы налить нам по бокалу?
Молодой барон пробурчал что-то невнятное, но покорно пошел к буфету.
— Располагайтесь, господа, — сказал Ульдерик, и Окхэм с Лайамом уселись на диванчик, стоявший у противоположной стены. — Значит, вы приятельствуете с госпожой Присциан?..
— Да, милорд.
— Вы занимаетесь торговлей?
— Немного, милорд. Надо же как-то убивать время, — сказал Лайам, памятуя, с каким презрением Квэтвел произнес слово «торговцы», пробегая мимо особняка Годдардов.
— Ах, вот оно что…
— Как ваша голова, Ульдерик? — перебил его Окхэм, ослепительно улыбаясь.
— Только стихи и выручают, — отозвался уныло граф. Он снова приложил мокрое полотенце к вискам. — Вы не следите за слугами, Окхэм, — они жульничают и закупают дурное вино. Впрочем, у вас и так забот полон рот. Ну что, наш бравый эдил уже изловил вора?
Такой поворот беседы вполне устраивал Лайама. Надо было только сообразить, как им воспользоваться, не вызывая особенных подозрений у нанимателя красного кабинета. Между тем Квэтвел вручил каждому из сидящих по бокалу с вином, но сам не сел, а остался стоять возле лорда.
— Нет, — ответил Окхэм. — Это не так-то просто. Негодяй все еще где-то прячется.
— Удивляюсь, как у него хватило смелости залезть в дом, где ночевало столько народу! — лениво сказал Лайам, отметив краем глаза, что Ульдерик глянул на Квэтвела, прежде чем повернуться к нему. — Сегодня утром я виделся с госпожой Присциан, — пояснил он всем, обращаясь на самом деле лишь к графу, — и она мне рассказала об обстоятельствах этой странной истории. Неужели же ночью никто ничего не услышал? Вот вы, например? — Лайам поворотился к Окхэму, приглашая того включиться в игру.
— Ни звука! Я слишком много выпил, — ответил лорд, удрученно качнув головой. Лайам перевел взгляд на Ульдерика.
— А вы, граф?
— Я сплю, как глухой, — сказал граф. Он вновь глянул на Квэтвела, а потом счел нужным добавить: — Как и моя жена.
— И я ничего не слышал, — буркнул барон.
— Правда, сон я видел какой-то странный… — сказал вдруг Ульдерик с таким видом, будто это только что пришло ему в голову. — Мне снилось, что я — волкодав и охраняю курятник, к которому крадется лиса… Ну, как вам это понравится?
— Да, странный сон, — пробормотал Окхэм, пожимая плечами. Квэтвел также пожал плечами, но промолчал.
— Возможно, граф, — произнес раздумчиво Лайам. — вы все-таки что-то слышали. Вор пробирался мимо комнаты, где вы спали, а вам почудилось, что это лиса. Мне, например, во время дождя снится море.
— Ерунда! — сердито выпалил Квэтвел. — Сны — это только сны, и ничего большего в них нет!
Ульдерик не обратил внимания на слова молодого барона.
— Да, господин Ренфорд… возможно, вы правы. Кто знает, откуда берутся наши ночные видения?.. Однако… что в этом толку? Вот если бы мне привиделся облик мошенника. А так я не могу даже сказать, в котором часу он крался мимо меня.
— Если бы сны могли указывать на злодеев, они бы давно перевелись в этом мире! — сказал Окхэм, глубокомысленно закатывая глаза.
— А уж чего я совсем не пойму, так это цели свершенной кражи, — продолжал Лайам. — Камень вашей тетушки, лорд, так баснословно дорог, что продать его невозможно. Как, впрочем, и купить. Кому могло прийти в голову затеять такое?