Хрисафий посчитал, что открылась возможность разыграть блестящую партию, и пригласил Эдекона отужинать наедине с ним. Тот охотно принял приглашение и подвергся великому искушению: «Только пожелайте, и у вас будет такое же состояние, как у меня. Смерть Аттилы принесет вам безграничную признательность моего императора».

Хрисафий не знал, с кем имеет дело. Он обращался не только к преданному другу Аттилы, но и к человеку намного более умному и проницательному, чем он сам. Эдекон тоже умел притворяться, когда считал это полезным.

Приск пишет (и дальнейший ход событий это подтверждает), что Эдекон нашел предложение заманчивым, но рискованным. Если он согласится, то ему потребуется некоторая сумма, не слишком большая, на подкуп воинов — пятьдесят фунтов золота, как утверждает Приск. Хрисафий тут же предложил ему эти деньги. Эдекон рассуждал так: «Нет уж, увольте! Аттила узнает, что при мне сумма денег, которую не спрячешь при возвращении, и заподозрит меня. Как же быть? Включить Вигиласа в состав посольства Восточной империи, уполномоченного завершить переговоры, и доставить с ним требуемую сумму. Так будет лучше».

Тем не менее Эдекон попросил о тайной аудиенции у Феодосия II, дабы тот лично подтвердил задание совершить убийство. Хрисафий не сомневался, что сумеет ее организовать, но попросил время, чтобы все устроить, рассчитывая на гнев императора, который несомненно вызовут новые требования Аттилы.

На следующий день начались подготовительные переговоры. С гуннской стороны — Орест, Эдекон, их помощники и секретари, с римской — Хрисафий, Мартиал — «начальник канцелярии» — и писцы.

Орест изложил требования императора гуннов:

Присоединение к его империи всех завоеванных земель к западу от Дуная и, для простоты, проведение границ на расстоянии пятидневного перехода от западного берега реки.

Присоединение всей Второй Паннонии и юго-восточной части Первой Паннонии с Сирмием.

Долины и равнины Маргуса и Нишавы, крупные дунайские торговые города отходят к империи. Наисс — родной город Константина Великого — становится пограничным городом.

В Афирасе и Аркадиополисе размещаются постоянные гуннские гарнизоны.

Всем римским подданным запрещается возделывать землю на новоприобретенных территориях империи без разрешения гуннских властей; римские торговые люди допускаются на рынки империи также по разрешению гуннских властей.

Немедленное удовлетворение давних требований о выдаче всех гуннских перебежчиков независимо от их количества и положения.

Впредь направлять послами к императору гуннов только высокопоставленных римских граждан.

Мартиал незамедлительно высказал «серьезное опасение», что его господин не сможет принять столь обширные и дерзкие требования. Эдекон с полной уверенностью заявил, что его господин не пойдет ни на какие уступки, однако добавил при этом несколько слов, смягчивших ответ: «Мы здесь не для того, чтобы уладить вопрос. Мы должны лишь сообщить вашему императору намерения нашего. Вам надлежит сообщить о них вашему господину, но мы ждем, что он примет нас и лично скажет, что передать нашему императору. Узнав ответ, наш повелитель решит, продолжить ли ему переговоры или возобновить войну. Если договор возможен, вам достаточно будет сообщить, когда ваши послы смогут прибыть в Сердику, которую наш господин избрал местом встречи. Я не скрою от вас, что он не рассматривает иного соглашения, кроме как на его условиях. Но я полагаю, что в ваших интересах будет направить посольство под началом одного из ваших доблестных и уважаемых государственных мужей. Тем самым вы удовлетворите одно из его наиболее законных требований. Кроме того, вместе с посольством было бы уместно выдать гуннских дезертиров и беглецов. Пока что мы хотим услышать от вашего императора лишь подтверждение желания продолжить поиск мирных путей решения вопроса. Окончательный ответ должны сообщить его послы, но не стоит с этим затягивать. Кроме того, главный посол обязательно должен быть наделен всеми полномочиями и иметь при себе императорскую печать».

Эта речь с продуманным и взвешенным чередованием «ваш император, наш император, ваш господин, наш господин» произвела впечатление. Хрисафий заявил, что немедленно направляется с докладом к Феодосию, и тот, что бы он ни решил, обязательно даст аудиенцию столь славным и почтенным послам императора гуннов.

Хрисафий в глубине души был рад такому обороту дела. Притязания Аттилы должны показаться Феодосию не иначе как чрезмерными и унизительными; Хрисафий убедит его, что эти требования принять невозможно, заверит, что сумеет устранить Аттилу, было бы на то высочайшее соизволение, а уж потом его, Феодосия, дела и престиж пойдут в гору. Лишь бы надменный ответ Феодосия не помешал направить посольство, с которым бы отбыл Вигилас с золотом для Эдекона.

Хрисафий и Мартиал, одобривший этот замысел, имели долгий разговор с Феодосием. Все прошло, как и было задумано: Феодосий признался, что не сможет спать спокойно, пока не избавится от Аттилы; он обещал принять гуннских послов холодно и надменно, особенно Эдекона, но тем не менее согласился отправить к Аттиле своих доверенных людей. Посольство должен был возглавить самый высокопоставленный дипломат империи — почти министр иностранных дел, за что его ненавидел ревнивый к чужой славе Хрисафий — граф Максимин, пользовавшийся заслуженной репутацией высокопорядочного человека. Но именно по причине своей честности Максимин и не должен был знать о заговоре. Он не согласился бы служить дипломатической ширмой для задуманного убийства.

Хрисафия это устраивало, ибо он надеялся, что Максимину все равно не удастся выбраться живым. Вызвали Вигиласа, которого Феодосий благословил на исполнение его тайной преступной миссии и обещал большое вознаграждение. Послали за Максимином, и император просил его быть своим полномочным представителем, дав ему несколько лицемерных советов:

«Я вынужден уступить, по крайней мере, в главном. Только человек ваших достоинств способен смягчить некоторые из требований. Я сомневаюсь в успехе, но попытаться надо. Я постараюсь убедить Ореста и Эдекона, что сумею оказать достойное сопротивление, и заставлю их думать, что я сильнее, чем на самом деле. Возможно, они устрашатся вмешательства Аэция, который пока, впрочем, не хочет им даже пригрозить. Самым главным, из-за чего нуждаюсь в вас, я считаю спасение своей чести. Несмотря на все ужасные уступки, я должен сохранить лицо. Аттиле нравится унижать меня, потому что он ненавидит меня и всячески подчеркивает свое презрение. Я уверен, что он попытается и вас унизить — это его обычная тактика. Но вы не поддавайтесь, и он в конце концов отступится. Я хочу только одного: этот договор должен воистину выглядеть пактом двух полновластных императоров».

Растроганный граф Максимин принял предложение. Он лишь попросил, чтобы его сопровождало несколько важных персон, а на роль атташе выбрал молодого даровитого грека Приска, которого искренне любил и считал способным точно вести дневник событий, секретарем же хотел взять Вигиласа, поскольку тот уже хорошо знал послов Аттилы. Нетрудно догадаться, какую радость испытал Хрисафий, услышав, что Максимин сам попросил включить Вигиласа в свой эскорт!