Оставив меня, бездыханную, в неудобном положении на полу, Лукьянов обшарил мою сумку, извлек из нее компрометирующую кассету — плод моих нелегких трудов — и выскочил из квартиры. Настенные часы в прихожей проводили гостя укоризненным кратким ударом, ознаменовав половину седьмого.

* * *

Киря нервно постукивал крепкими пальцами по столу, каждую минуту посматривая на часы: восемнадцать двадцать, восемнадцать двадцать одна, восемнадцать двадцать две… Когда короткая и длинная стрелки на циферблате его командирских часов соединились в одну, он взволновался не на шутку. Он допускал, что я могла опоздать на пять, максимум — на десять минут. Но прошло целых тринадцать минут, а меня все еще не было. Это уж слишком! Определенно, со мной что-то случилось.

Киря, несколько раздосадованный тем обстоятельством, что лишился ужина, но еще в большей степени встревоженный фактом моего отсутствия, кинулся к телефону. Попытки дозвониться до меня не увенчались успехом, что неудивительно — уже целых четыре минуты я лежала, скрючившись, возле дивана, и не то что телефонный — даже жуткий дверной звонок не смог бы пробиться в мое сознание.

Тогда Кирсанов, наслушавшись вдоволь длинных гудков в ответ и окончательно убедившись в том, что я влипла в очередную заварушку, позвонил своему напарнику Алексею Васильеву, в кругу друзей и коллег именовавшемуся Васей, сел в машину и помчался ко мне, отчаянно скрипя тормозами на поворотах. Впрочем, его старая ржавая машина скрипела даже на скорости в шестьдесят километров в час. Вася, извлеченный из семейного уюта — у него, бедняги, сегодня был законный выходной, — срочно выехал по указанному Кирей адресу. Прибыли они практически одновременно — через семь минут, лихо подняв столбы пыли возле моего подъезда.

Взломав входную дверь — я, кстати, потом не на шутку рассердилась, узрев, что они натворили! — сотрудники ворвались в квартиру, где и обнаружили меня в бессознательном состоянии. Стакан холодной воды и пара дружеских шлепков по щекам помогли мне прийти в чувство и медленно подняться с пола.

Ну и боль! Такое ощущение, что голова изнутри набита гудящим звоном, который при малейшем движении или резком звуке отзывался болевыми взрывами. Я, постанывая, прилегла на диван. В глазах постепенно светлело. Второй стакан воды, который Вася притащил из кухни, уже не понадобилось выливать мне на голову, и я, дабы старания заботливых мужчин не прошли даром, сделала несколько глотков.

— Ну как, оклемалась? — сочувственно поинтересовался Киря. Но ждать, пока я вымолвлю ответ, не пожелал. — Как это тебя угораздило, старушка? Ты же у нас — птица стреляная, опытная, а тут на собственной территории позволила так немилосердно с собой поступить! Рассказывай, кто так немилосердно с тобой обошелся?

Я протянула руку в сторону стола, не в состоянии сказать что-либо. Но Киря знал меня не первый день, так что в некоторых случаях облекать мысль в традиционную словесную форму и не требовалось — достаточно было полунамека.

— Что тебе подать? — спросил он, сделав шаг к столу и осматривая предметы, беспорядочно разбросанные по его поверхности. — Носовой платок? Ручку и бумагу? Фотоальбом?

На последнем слове я издала жалобный звук. Киря понял и, бесцеремонно плюхнувшись на диван рядом со мной, положил толстый альбом мне на колени. Я открыла одну из последних страниц и ткнула пальцем в фотографию, на которой крупным планом была запечатлена сцена из какого-то спектакля, где Лукьянов играл вместе с Анной.

— Ага, ясненько-понятненько, — сказал Кирсанов. — Методом исключения полагаю, что твоей жизни угрожал вот этот красавчик. Новый хахаль? Ну-ну, прости, не хотел тебя обидеть. Конечно же, это подозреваемый в убийстве. Я прав? Нет?

Мне надоело выслушивать глупости, которые нес Кирсанов, и, разозлившись окончательно, я заговорила, правда, отнюдь не доброжелательным тоном, принимая из рук внимательного Васи холодный компресс и прикладывая его к пострадавшему затылку.

— Этот человек… Ой-ой, до чего же больно! — поморщилась я, едва начав говорить, на звук собственного голоса, — к моему делу уже не относится, зато он задействован в той афере, с рулеткой. Он выследил меня, чего я совершенно от этого лопуха не ожидала, и пытался отобрать кассету. Проверь в моей сумке, в прихожей…

Киря кивнул Васильеву. Вася исчез в полумраке прихожей и через несколько секунд снова появился в дверном проеме с сумкой в руках.

— Эта?

— Да. Не нашел?

— Нет тут никакой кассеты, в видеокамере тоже пусто, — огорченно сказал Вася.

— Чего и следовало ожидать, — попыталась саркастически усмехнуться я. — Не сомневаюсь, что он ее уже уничтожил. Сколько стараний коту под хвост! Подлец.

— Не переживай, горемычная моя страдалица, мы его из-под земли достанем, — утешил меня приятель.

— Из-под земли не обязательно, но вот в Первую городскую больницу съездить нужно, причем немедленно! Кстати, сколько сейчас времени? — спохватилась я.

— Без двух минут семь, — отрапортовал Вася. И не без гордости прибавил: — Точное московское! Сегодня по радио сверял!

— Боже, я тут почти полчаса провалялась! — воскликнула я. — Да он за это время не только кассету уничтожить успеет, но и натворит множество неисправимых глупостей!

Киря выжидающе уставился на меня. Я знала строптивый нрав своего приятеля — пока ему не разъяснишь, что к чему и зачем, он и пальцем не пошевелит. Пришлось снизойти до объяснений. Трудно было поведать сложную историю о смерти и любви в двух словах, но я все же попыталась.

— Понимаешь, — обреченно вздохнув, начала я…

Пять драгоценных минут ушло у меня на то, чтобы растолковать сложившуюся ситуацию. До Кирсанова наконец дошло, что, рассиживаясь у меня в гостях и внимая моим речам, он рискует не только упустить Лукьянова, но и позволить тому перейти от зыбкого статуса потенциального убийцы в довольно прочную категорию убийцы реального, откуда уже нет пути назад. Я была уверена, что после того, что я тут наговорила полчаса назад, Валентин перепугается и решит довести дело, начатое Кариной и прерванное моим вмешательством — я говорю о попытке самоубийства, — до конца, избавившись тем самым от лишнего свидетеля.

Осознав последствия своей медлительности, оба сотрудника, переглянувшись, вихрем бросились к двери, оставив меня наедине с головной болью. Поскольку я по причине ранения не могла принять достойного участия в задержании Лукьянова, о дальнейшем мне стало известно только через пару часов из красноречивых уст Кирсанова, который явился ко мне якобы навестить и справиться о моем самочувствии.

* * *

— Так вот, — говорил Киря, поправив мне подушку и снова усаживаясь в кресло. — Твой блаженный, беспечно выбросив кассету в ближайший мусорный контейнер (наши собаки ее тут же легко нашли), направился прямиком в больницу. Каким-то образом он умудрился пробраться в реанимационное отделение! Нет, ты можешь себе такое представить?

Я удивленно покачала головой: проникнуть через многочисленные препятствия, возникающие на пути в это запретное для посторонних лиц отделение, было и в самом деле непросто. Помнится, когда мне нужно было попасть туда, то пришлось неоднократно воспользоваться «отмычкой», которой оказалась не моя лицензия, а зеленые бумажки с портретами американского президента.