взялись два моих брата, я не смею протестовать и только прошу, пусть они все решают сами, по своему усмотрению.

– Пока ничего говорить не буду, – сказал Цзя Лянь, – но надеюсь, когда брат Сян-лянь увидит девушку, он убедится, что таких красавиц еще не было в Поднебесной.

– Только подождите, пока я повидаюсь с тетушкой! – воскликнул обрадованный Лю Сян-лянь. – Не пройдет и месяца, как я приеду в столицу, и тогда обо всем уговоримся!

– На слово я не верю! – возразил Цзя Лянь. – Ведь Лю Сян-лянь не живет на одном месте – сегодня здесь, завтра там. Если он не исполнит то, что обещает, где его искать?! Пусть оставит подарок в залог сговора.

– Разве благородный человек нарушит свое слово? – возмутился Лю Сян-лянь. – Я беден, да еще нахожусь в пути, откуда у меня могут быть подарки?

– У меня с собой есть подходящие вещи, и кое-что я могу отдать тебе, – предложил Сюэ Пань.

– Для этого не нужно ни золота, ни серебра, ни жемчугов, ни драгоценных камней, – тотчас же сказал Цзя Лянь. – Пусть только он даст какую-нибудь вещь, которая принадлежит лично ему, чтобы я мог взять ее в качестве доказательства, что сватовство состоялось.

– У меня нет подходящих вещей, кроме «меча утки и селезня», который лежит в мешке, – проговорил Сян-лянь. – Этот меч является фамильной драгоценностью и передается у нас в семье из поколения в поколение. Я ни разу не смел им пользоваться, но постоянно вожу его с собой, так что, пожалуйста, второй старший брат, можете его взять. Пусть он служит доказательством нашего сговора. Хотя натура у меня непостоянная, как текущая вода или быстро отцветающий цветок, но с этим мечом я не в силах был расстаться!

Потом все выпили по нескольку кубков вина, сели на коней и разъехались каждый своим путем.

Между тем Цзя Лянь добрался до округа Пинъань, быстро покончил со служебными делами у генерал-губернатора, который велел еще раз приехать примерно в десятом месяце того же года, и на следующий день тронулся в обратный путь. Вернувшись домой, он первым долгом отправился к Эр-цзе.

Эр-цзе после отъезда Цзя Ляня усердно занималась хозяйственными делами: ворота все время были на запоре, и она не знала, что происходит вне дома. Сань-цзе по-прежнему держалась твердо и непреклонно. Она прислуживала матери за столом, а остальное время проводила с сестрой, занимаясь вышиванием.

Хотя Цзя Чжэнь, пользуясь отсутствием Цзя Ляня, приезжал несколько раз, Эр-цзе под разными предлогами избегала встречаться с ним. Что касается Сань-цзе, то она была оставлена в покое, так как Цзя Чжэнь, уже успевший достаточно хорошо изучить ее нрав, больше не осмеливался задирать ее.

И вот, вернувшись домой и убедившись, как живут Эр-цзе и Сань-цзе, Цзя Лянь не мог скрыть своей радости и восхищался добродетелями Эр-цзе.

Они побеседовали немного о том о сем, а затем Цзя Лянь рассказал, как он дорогой повстречал Лю Сян-ляня, и в подтверждение своих слов передал Сань-цзе «меч утки и селезня».

На ножнах меча, украшенных жемчугами и драгоценными каменьями, был изображен дракон с разинутой пастью и какое-то сказочное чудовище. Сань-цзе вытащила меч из ножен и внимательно его осмотрела. Это был обоюдоострый клинок, на одной стороне которого был выгравирован иероглиф «селезень», а на другой стороне – иероглиф «утка». Он блестел и переливался, как студеная вода осенью.

Радость Сань-цзе не имела предела; она схватила меч, повесила его в своей спальне над кроватью и, каждый день любуясь им, приходила в восторг от мысли, что наконец она обретет мужа, который будет ей надежной опорой на всю жизнь.

Цзя Лянь прожил у Эр-цзе два дня, а затем отправился доложить отцу о выполнении его поручения и повидаться с домашними.

Фын-цзе к этому времени почти совсем поправилась, уже выходила из дому и снова принялась за хозяйственные дела.

Потом Цзя Лянь рассказал Цзя Чжэню, как он сосватал Ю Сань-цзе за Лю Сян-ляня, но Цзя Чжэнь все еще сердился, что сестры Ю не жалуют его, к тому же он обзавелся новой любовницей и поэтому только отмахнулся, предоставив Цзя Ляню поступать по своему усмотрению. Но, зная, что Цзя Ляню понадобятся деньги, Цзя Чжэнь подарил ему несколько десятков лян серебра. Цзя Лянь отдал серебро Эр-цзе и велел ей приготовить приданое для сестры.

Лю Сян-лянь приехал в столицу лишь в восьмом месяце. Первым долгом он отправился поклониться тетушке Сюэ и повидаться с Сюэ Панем. Здесь он узнал, что Сюэ Пань, не привыкший к трудностям, какие обычно приходится испытывать в дороге, и к перемене климата, по прибытии в столицу заболел. Прослышав о приезде Лю Сян-ляня, Сюэ Пань немедленно распорядился пригласить его к себе в спальню.

Тетушка Сюэ, тронутая благородством Лю Сян-ляня, спасшего жизнь ее сыну, совершенно не вспоминала о неприятности, происшедшей в прошлом году, когда Лю Сян-лянь избил Сюэ Паня. Напротив, мать и сын бесконечно благодарили Лю Сян-ляня, приняли большое участие в его судьбе, договорились, как устроить свадьбу, и стали ждать счастливого дня.

Лю Сян-лянь тоже был растроган их заботами.

На следующий день он отправился проведать Бао-юя. Оба были так рады встрече, словно рыба, которую поймали, но затем вновь отпустили в воду. Лю Сян-лянь осторожно осведомился у него, как Цзя Лянь ухитрился взять себе вторую наложницу.

– Я ее не видел, а только слышал о ней из разговоров Бэй-мина, – сказал Бао-юй. – Я боюсь вмешиваться в это дело, чтобы меня не сочли слишком любопытным. Бэй-мин говорит, что Цзя Лянь расспрашивал о тебе, но не знаю зачем.

Тогда Лю Сян-лянь рассказал ему о своей встрече с Цзя Лянем в дороге.

– Какая радость, какое счастье! – воскликнул Бао-юй. – Тебе удалось добиться такой красавицы?! Да, это достойная тебе пара – таких красавиц не было в древности и не встретишь теперь!

– В таком случае почему она до сих пор не замужем? – удивился Лю Сян-лянь. – Неужели она могла в меня влюбиться? Ведь я никогда не был с нею близок и почти не знаю ее. Когда был устроен сговор, мне даже показалось странным, что невеста гоняется за женихом! Потом я стал раскаиваться, что согласился на это предложение и оставил Цзя Ляню свой меч в доказательство сговора. Но тут я вспомнил о тебе и решил расспросить, в чем дело.

– Ты всегда был осторожным! Как же ты мог отдать меч и выразить свое согласие на брак, а потом усомниться? – упрекнул его Бао-юй. – Сам говорил, что женишься только на