— Просто нужна кое-какая информация о человеке из Буэнос-Айреса. Поможешь?

Молчание. Затем лаконичный вопрос:

— Имя?

— Антон. Антон Херцог. Ты, наверное, уже слышал — тот, что исчез в Тибете. Мне надо, чтобы ты выяснил все возможное о его семье и юности в Буэнос-Айресе.

— Что? Ты хочешь, чтоб я расследовал прошлое Антона? Нэнси, ты серьезно?

— Серьезней некуда.

— Вот что я тебе скажу. Не знаю, что ты задумала, но это не лучшая затея. И давай попрощаемся.

Нэнси вспыхнула.

— Джеймс, я согласна, что нам не стоит больше общаться. Но ты единственный из всех, кого я знаю, находишься в нужном месте и обладаешь необходимой квалификацией. И единственный, кому я могу доверить это. Очень прошу тебя помочь. Сделай это для меня, хотя бы во имя всего, что нас связывало. Пожалуйста.

Снова пауза. Затем он заговорил, немного смягчив тон:

— Хорошо… Хорошо, поищу. Что именно ты хочешь знать?

— Да что угодно. Все, что удастся найти. Уверена, прошлое Антона прольет свет на его исчезновение. История может оказаться сложнее, чем поначалу кажется. Объяснить не смогу — нет времени. Информация нужна как можно скорее. Хотя бы часть информации. Хоть крупица.

Она почти успокоилась и почувствовала, что Джеймсу от этого стало легче.

— Ладно. Попробую. Но здесь еще рано. Некоторые места вообще откроются ближе к полудню. Я сделаю несколько звонков и свяжусь с тобой минут через двадцать. Не уверен, что удастся собрать много информации.

— Отлично, Джеймс. Что найдешь, то и сообщи. Спасибо тебе.

В ожидании звонка Нэнси тихими шагами мерила комнату. Прошло двадцать минут. Тридцать. Они показались ей вечностью. Она подошла к окну, приподняв пластинку жалюзи, увидела зловещую черную машину, терпеливо дожидавшуюся внизу. Ужас холодным ручейком скатился по спине. Если это полиция, они наверняка прослушивают ее телефон. Ей следовало тщательнее подбирать слова в разговоре с Джеймсом, чтобы не угодить в тюрьму. И можно ли ручаться, что телефонные разговоры будут свидетельством ее невиновности? Проверять это предположение на практике не хотелось. Нэнси сомневалась, что сомнения будут истолкованы в ее пользу.

Телефон наконец зазвонил.

— Нэнси?

— Джеймс, слава богу! Она умолкла в ожидании.

— Я кое-что накопал по Антону… — Голос Джеймса звучал так, словно он еще не оправился от шока.

— Говори.

Как назло, именно в этот момент под окнами медленно проехала машина скорой помощи с включенной сиреной, и Нэнси не услышала слов Джеймса.

— Секунду, Джеймс, погоди…

Она вышла в безукоризненно чистую кухню Херцога, окно которой выходила на двор.

— Повтори, пожалуйста.

— Я кое-что нашел об Анне Херцоге. Момент… Да где мои записи?..

Последовала пауза. Нэнси от досады зажмурилась и как наяву увидела Джеймса в его неуютном офисе за столом, заваленным бумагами. Ну, скорей же, мысленно торопила она. Через пару секунд он опять заговорил:

— Анна Херцог с бульвара де Реколета, Буэнос-Айрес, в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом вышла замуж за господина по имени Густав Дойч, эмигранта из Германии, прибывшего в Буэнос-Айрес в том же году.

— Значит, Дойч был отчимом Антона?

Как же тогда тот снимок, сделанный якобы в 1957 году, загадочное фото Феликса Кенига на ступенях отеля в Буэнос-Айресе — он воскрес из мертвых?

— Погоди, не так быстро, — попросил Джеймс. — Из обычных источников больше ничего добыть не удалось. Фотографий тоже нет, ни Анны Херцог, ни Густава Дойча. Я позвонил нашему человеку в Центре Симона Визенталя[33]— знаешь, охотники за нацистами. У них в Буэнос-Айресе офис. Шансов в подобных делах мало, но если речь идет о немецких эмигрантах такого возраста, попытаться стоит: в Аргентину занесло очень много нацистов. То и дело всплывают какие-то истории. Короче, я только что говорил с этим человеком, едва ли не самым удачливым из охотников за нацистами. Он сказал, что у них есть материал на Дойча. Дойч умер в семьдесят втором, но в пятидесятых они завели на него досье, поскольку имелись подозрения, что на самом деле его звали Феликс Кениг. Видный ученый и член какого-то оккультного Общества Туле, тесно связанного с нацистским режимом.

— Бог ты мой…

— С ума сойти! Никак не думал, что у Антона такое темное прошлое.

— А почему у Центра Визенталя возникли подозрения, что Феликс Кениг остался жив? Ведь Антон утверждал, что он погиб под Сталинградом.

— Ну да. Тут-то и начинаются странности. В Центре Визенталя известно о военной службе Кенига и о том, что официально он числится «пропавшим без вести, предположительно погибшим». Последний раз его видели живым во время атаки его взвода, штурмовавшего полуразрушенное здание на линии фронта. В Сталинграде погибли сотни тысяч немцев. Но копать военные архивы о Сталинградской битве — напрасный труд: поиск приведет обратно в Германию, к сообщению о гибели в бою либо о том, что он попал в плен. А поскольку попасть в плен было равносильно гибели в бою, солдаты, не вернувшиеся домой, в военных архивах числились как «пропавшие без вести, предположительно погибшие», в точности как наш Феликс Кениг. Что касается герра Дойча. Он прибыл в Аргентину в пятьдесят четвертом, девять лет отдав сибирскому ГУЛАГу. В военных архивах записей о нем не нашлось, но в этом нет ничего необычного. Сам он утверждал, что стал одним из сотен тысяч германских солдат, захваченных под Сталинградом, и ему посчастливилось выжить, когда большинство пленных без следа сгинуло в лагерях. В пятьдесят четвертом Анна Херцог жила с другим немцем по имени Фредди Клаус, работавшим механиком в гараже на Риколете. Вот тут есть важный пунктик: как только на сцене появляется Дойч, Анна Херцог дает пинка Клаусу и выходит за Дойча. Именно поэтому в Центре Визенталя заподозрили, что на самом деле это Феликс Кениг, настоящий муж Анны Херцог.

Нэнси с трудом верила своим ушам. Ее застывший взгляд был направлен в окно кухни, на крыши домов Дели. Далеко к югу небосвод красили огни города. Ни звездочки не было видно: лишь оранжевая пелена смога и высоко над ней — черная-черная ночь.

— Можно сказать, романтично, — проговорила она. — Все эти годы она продолжала любить его. И ждать.

Что за идея — чистая любовь даже среди преступников и потерянных душ нацистской революции. И что это значило для мира? Что любовь готова простить абсолютно все? Что она и вправду слепа и по сути своей дьявольски аморальна?.. Вдали Нэнси разглядела огни самолета, неторопливо набиравшего высоту.