Вторник, 1 июля

Вторжение доньи Далмасии подействовало угнетающе. Все трое приумолкли. Час, видимо, был уже поздний, а в это военное время заполненные страхом дни изматывали до крайности. В тишине и полутьме Видаль задремал. Ему снилось, что он, задев рукой свечу, опрокинул ее, что чердак загорелся и что он, одна из жертв, проходит очищение огнем. Теперь он, по каким-то резонам, которые во сне он не мог вспомнить, желал победы молодым, и все объяснялось одной фразой, казавшейся ему весьма убедительной: «Чтобы жить как молодой, я умираю как старик». Усилие, с которым он ее произносил, а может быть, и исходившее из его уст бормотанье разбудили его.

Тут он, видимо, вспомнил, пусть инстинктивно, что недавно при других обстоятельствах проснулся, согнутый в дугу из-за люмбаго, – и он сразу же попробовал сделать несколько движений, проверяя гибкость поясницы: боли не было и в помине.

«Как всегда, я просыпаюсь первый», – с некоторой гордостью сказал он себе. При свете зари, проникавшем через слуховое окошко, он увидел Фабера и управляющего. «Спят, как два дышащих трупа», – подумал он, и его удивило открытие, что дыхание в некоторых случаях может быть отталкивающим процессом. Поднявшись, он чуть не споткнулся о тело девочки, спавшей с полуоткрытыми глазами, так что видны были белки, и это придавало ей вид лежащей в обмороке. В нескольких шагах от нее, раскинувшись, спала старуха. На лестнице Видаль почувствовал большую слабость и сказал себе, что надо что-нибудь съесть. Давным-давно, вероятно, когда он был еще совсем маленьким, у него бывали натощак приступы дурноты. Спустившись вниз, он остановился, держась за поручни. Было тихо. Люди еще спали, но нельзя было терять время – ведь скоро они начнут вставать.

В его комнате было темно и холодно, и снова появилось ощущение, слишком частое в последнюю неделю, будто все вокруг спокойно. Удрученно он спросил себя, не кроется ли в этом мнимом покое предвестие беды. Он смотрел на предметы в комнате, как если бы он возвратился из долгого путешествия и стоит где-то снаружи, отделенный от них стеклом.

Видаль умылся, надел лучшую одежду, завернул в газету смену белья и несколько носовых платков. В последнюю минуту вспомнил про ключи и бумажку с адресом Нелиды. Все это нашлось в кармане другого пиджака. Под адресом и указаниями: «дверь 3, подняться по лестнице, дверь Е, идти по коридору, подняться по лестнице на антресоль, дверь 5» – Нелида написала: «Жду тебя!» Видалю подумалось, что такие вот нежные слова женщин очень много значат в жизни мужчин. Потом спохватился, что надо оставить Иси-дорито объяснение своего ухода. Он не знал, что написать. Сказать правду в записке нельзя, что-то выдумать он затруднялся, да и некогда было думать. Наконец он 121

написал: «Один мой друг пригласил меня провести три-четыре дня за городом. Там спокойно. Береги себя». Перед тем как уйти, прибавил: «Подробности не сообщаю на случай, если записка попадет в чужие руки».

По дороге в санузел, куда он решил сходить, чтобы на какое-то время избавиться от этой заботы, когда будет у Нелиды, он встретил младшую из внучек доньи Далмасии, которая, вероятно, его не заметила, поглощенная тем, чтобы не наступить на стыки между плитами. Кроме этой девочки, никто его не видел. Очутившись на улице, еще безлюдной, невольно взглянул на мастерскую обойщика. Случись ему нечаянно увидеть в одном из окон Больоло, он, пожалуй, посмотрел бы на того не с ревностью или злобой, а с чувством братского сообщничества. Возможно, потому, что уже много лет у него не было любовных приключений, Видаль воспринимал эту новую для него ситуацию почти как тщеславный юноша. Он подумал, что, будь он похрабрее, хорошо бы зайти к Джими, узнать, вернулся ли тот домой, но желание поскорей добраться до дома Нелиды победило, словно рядом с нею он будет надежно защищен – не от угроз молодежи, которые теперь его почти не пугали, но от заразы, такой вероятной из-за тесного общения с опасной средой, заразы, исходившей от коварной, ужасающей старости.

Возможно, потому, что утро было холодное и сырое, Видаль на своем пути встретил всего один карательный отряд. «Звери, – подумал он, – но не настолько, чтобы рисковать своим здоровьем». На площади Гуэмес он вспомнил, что именно здесь, возвращаясь с кладбища в Чакарите, он поймал такси: казалось невероятным, что это было не в далеком прошлом, а всего лишь накануне. Защищенный толстыми стволами деревьев, чья нежно-зеленая листва смыкалась над его головой, он шел по улице Гватемала, вглядываясь в номера домов и стараясь, чтобы кучка парней на углу – кажется, улицы Араос – не заметила его. Оказалось, что дом под номером 4.174 состоял из двух корпусов с садиком между ними, магнолией и солнечными часами. Он толкнул полуоткрытую дверцу железной ограды, зашел в сад, поглядел на свою бумажку и отомкнул самым большим ключом одну дверь: в вестибюле никого не было. Он поднялся по лестнице, открыл другую дверь, прошел по длинному коридору между крытой галереей слева, выходившей в патио, и стеною с рядом дверей справа. Из-за второй или третьей двери выглянула молодая женщина, которая беззастенчиво уставилась на него. Видаль подумал: «Бедная Нелида! Столько было разговоров о ее доме, а это всего лишь еще один муравейник». Он снова справился по записке, поднялся по витой зеленовато-серой железной лесенке и оказался перед дверью с белым блестящим эмалированным кружочком, на котором была цифра 5. Чтобы не входить без предупреждения, он постучал, и, когда уже хотел вставить ключ в замок, ему открыла Нелида.

– Какое счастье! – воскликнула она. – Я боялась, что ты передумаешь и не придешь. Входи. Теперь, по-моему, с нами ничего плохого не может случиться.

Видаль с восхищением подумал: «Другие женщины не показывают, что любят. Остерегаются. Они не уверены в себе и не так сильны». Квартира Нелиды его ошеломила. «Действительно дом. Она не преувеличивала». Они стояли в зале, показавшемся ему огромным, с высоким, расписанным гирляндами потолком; зал был разделен как бы на две комнаты: в одном конце столовая со столом, стульями, буфетом, холодильником, в другом – гостиная со столом, плетеной кушеткой, такими же креслами, креслом-качалкой, телевизором. Видаль заметил в смежной спальне кровать и гардероб. Ему подумалось, что после долгой ходьбы по всем этим коридорам и лестницам особенно удивительно очутиться вдруг в такой комфортабельной, хорошо обставленной квартире.

– А мне у тебя нравится, – сказал он.

– Но ты же почти ничего не взял с собой.

– Ты сама мне советовала не привлекать внимание моим переездом.

– Ты пришел, чтобы остаться? – спросила Нелида.

– Если ты меня принимаешь.

– Несколько дней потерпишь, а когда все успокоится, сходим за твоими вещами. Подождешь минутку? Я займусь завтраком…

Пока Нелида хлопотала на кухне, Видаль прошелся по квартире. Он увидел внутренний дворик с цветочными клумбами, спальню, где стояли двуспальная кровать, гардероб, два ночных столика и в двух больших овальных рамах черного дерева висели две фотографии, похожие на рисунки пером, – господин и дама старомодного вида.