– Но какого черта?

– Она подслушала наш с Воргеном разговор на крыльце. Дура, а выводы сделала. Удобно, согласись – убить нас не в поместье, а на пляже. Городская территория. Любой проходимец мог это сделать – при чем здесь поместье? Ты обратила внимание, что дверь в калитке на магнитной тяге? То есть закрывается не сразу, а ползет себе, ползет… Как двери с домофоном в тридцатиградусный мороз. Мы прошли, а она за нами просочилась. Темно, не видно ни зги. Насладилась зрелищем, как мы с тобой любовью занимаемся, выбрала подходящий момент…

– Ты бди, Андрюша. Вдруг она опять нападет?

– Не нападет. На суше она с нами не справится. Да и другие у нее теперь приоритеты…

Давно подмечено, что раздевать женщину значительно приятнее, нежели одевать. В одевании женщины вообще нет ничего приятного. Ее трясло, зуб на зуб не попадал. Я облачал ее, осыпал братскими поцелуями, ворковал какие-то глупости.

Нести ее на руках сил уже не было. Мы добрели до калитки, я прислонил Варвару к камню, нашел звонок при помощи зажигалки.

– Ну, кого еще? – сварливо отозвалась охрана на центральном посту.

– Впускай соотечественников, – прохрипел я. – Детективы мы, купаться ходили…

– Да иди ты, – насторожился охранник. – А кого я впустил несколько минут назад?

– Прекрасно несешь службу, – похвалил я. – Немую Кармен ты впустил. Она ходила купаться вместе с нами.

– То-то я думаю, чего вы молчите как-то не по-людски… И как же ты с ними обеими справился? – в голосе охранника взыграли юмористические нотки.

– Справился, – проворчал я. – Ты впускать нас будешь, или тебе сказку эротическую на ночь рассказать?

Никто не вышел нам навстречу. Охрана замкнулась в своей скорлупе. Варвара кашляла, обливалась соплями, безостановочно падала в обморок. Пыталась добрести до ванной – я вовремя ее перехватил во время падения. Уложил на кровать. Сумбур царил в голове…

Я очнулся от тяжелого взгляда. Вскинул голову, чуть не вскричав от резкой боли в пояснице. Я валялся поперек тахты, в ногах у Варвары, а та хлопала глазами из-под одеяла. На пороге, в открытых дверях, стоял… Марио в домашнем парусиновом костюме. Мальчик был в своем репертуаре. Чистенький, прилизанный, неулыбчивый. Он стоял неподвижно, сунув руки в карманы, смотрел на нас с презрением, с какой-то непонятной претензией. От мальчика исходила недобрая аура. От нее просто кровь стыла в жилах, и тело цепенело.

– Мальчик, – хрипло пробормотал я, – тебя никогда не учили, что нельзя без стука входить в комнату, где спят дядя и тетя?

Мальчик молчал, только брезгливость на его ухоженном личике становилась объемнее и выразительнее. Мне казалось, он ничего не скажет. Но он сказал:

– Я стучал. Вставайте, дядя и тетя, там Кармен нашли мертвой. Скоро полиция приедет.

Мальчик развернулся и вышел.

– Нет, – хрипло вымолвила Варвара, – тысячелетия эволюции ни вас, ни нас не сделали умнее. Особенно вас. Какого хрена ты оставил дверь открытой?

– Не помню, – признался я. – Виноват, каюсь. Таких, как я, нужно клеймить позором и расстреливать за курятником.

– Ужас, – сказала Варвара. – Любая Кармен могла войти и спокойно нас прикончить.

Мы молчали несколько минут.

– Ты в каком направлении думаешь? – поинтересовалась Варвара.

– В хреновом, – признался я. – Подожди, – что-то не давало мне покоя. – Мальчик что-то сказал? Про Кармен, нет? Или я выдаю желаемое за действительное?

– Не помню, – вздохнула Варвара. – Разве он что-то сказал?

– Ты как себя чувствуешь? – я посмотрел на нее с испугом.

– А ты догадайся. Что, совсем плоха?

Давно мы не подвергались таким мучениям. Тела не слушались. Вангоговские завитки в голове заслуживали отдельного психиатрического описания. У Варвары после неудавшегося утопления поднялась температура, она искала одежду (которую не снимала), рвалась почистить зубы, удивляясь, почему в ванной отсутствует ее зубная щетка, стонала, что лучше бы она умерла.

На мудрый совет подумать о себе (ведь болезней много, а здоровье одно), а все прелести борьбы с местным законом поручить мне, она решительно заявила, что на такое пойти не может. Мужчина обязательно всё испортит.

Через энное время мы стояли в холле первого этажа и угрюмо разглядывали изувеченное тело, лежащее в неприглядной позе. Девушка летела довольно долго (но летать так и не научилась), переломала по дороге много косточек, а, выпав в холл, свернула шею. Голова была неестественно выгнута, глаза торчали из орбит, словно были искусственными, а на губах застыла робкая улыбка. Задралось короткое платьишко, явив на обозрение трогательные трусики с рюшечками. Под глазом у девушки наблюдался фиолетовый фонарь (я догадывался о его происхождении).

Поодаль стояли несколько полицейских в штатском, среди которых были полковник Конферо и сержант Габано, украдкой косящий на нас – не мы ли разобрались с потенциальной маньячкой?

– Слушай, – зашептала Варвара, щипая меня за локоть, – у меня был знакомый, Толя Мазуров, он умел выпучивать глаза на десять миллиметров. А тут… Толик бы обзавидовался…

– Еще одно убийство, хм, – пробормотал полковник Конферо и очень выразительно посмотрел на нас.

– Или самоубийство, – предположил усатый чин в полосатом пиджаке.

– Или смерть по неосторожности, – внес третью версию сержант Габано.

– Слушай, – трясла меня Варвара, у которой с работой мозга сегодня были явные перебои, – а бывает самоубийство по неосторожности?

– Ну что ж, господа, – полковник не отрывал от нас ядовитого взгляда, – подождем выводов экспертов. И через пятнадцать минут милости просим всех в гостиную.

Шизофрения из вялотекущей перерастала в динамичную. Полковник Конферо, впечатленный горем Изабеллы, мечтал докопаться до истины и уже сегодня засадить всех виновных. Когда мы вошли в гостиную, там кипела работа. Полковник собрал всех, кто ночью находился в доме – включая двух охранников, малолетнего Марио и дворника Тыниса. Не было только Изабеллы.

– Входите, господа, – заржал развалившийся в кресле Генрих. – Рады приветствовать вас на борту нашего лайнера под названием сумасшедший дом!

Твердо убежденный, что пьянство – норма жизни, он набрался с раннего утра и неплохо себя чувствовал. К остальным такое не относилось. Спокойным выглядел только Марио. Горничная тряслась, то краснела, то бледнела, теребила платьишко. Гувернантка сидела как на иголках, временами закрывала глаза, размеренно дышала, заставляя себя успокоиться. Мялся дворник, не зная, куда деть натруженные руки. Йоран Ворген тупо смотрел в точку, кусал губы. Я не понимал смысла происходящего. Больше всего беспокоило состояние Варвары, которую бросало то в жар, то в холод.

– Все, наверное, знают, что произошло сегодня ночью, – с важным видом вещал полковник. – Смерть Кармен наступила от полуночи до двух часов ночи. Она упала с лестницы.