Джейку едва исполнилось девять, когда она сбежала в последний раз. Уехала с богатым типом, который хотел получить ее, но отнюдь не ее ребенка. После того как она переслала Джошу по почте все документы, касающиеся развода, Джош просто выбросил ее навсегда из головы и сосредоточил все свое внимание на ранчо и своем сыне.

Энни чувствовала, как в груди ее разрастается новое чувство к Джейку — и в нем была глубокая печаль. Во времена ее собственного нелегкого детства именно любовь матери была для нее надежной, как скала.

— Это многое объясняет в поведении Джейка.

— На его долю выпало немало неприятных переживаний. — Трэвис сжал ее плечо. — Дай ему время. Он привыкнет к тебе.

— У меня только девять дней, Трэвис.

— Я знаю. — Ковбой поднял тяжелый поднос, нагруженный чашками, сахарницей, сливками и кофейником, и направился к двери.

Энни последовала за ним. Душа ее была в смятении.

Вновь принявшись хлопотать по кухне, она мысленно вернулась к истории, рассказанной Трэвисом. Сначала Джейка предала его мать, а потом и Стефани. И однако в самый критический момент, когда от пустячных вещей могла зависеть судьба его обожаемого ранчо, он все-таки готов был отпустить Энни, помощь которой была бы неоценима. Отпустить ее для того, чтобы осуществилась ее заветная мечта.

Неужели она позволит ему принести такую жертву? Она и раньше подозревала, что всерьез влюбилась в него, но всегда понимала, что слишком слаба, чтобы ради любви пожертвовать своей мечтой. И она не готова была рискнуть всем и полюбить человека, чьей заветной мечтой было сохранить убыточное ранчо…

Джейк пустил Бандита в первый загон, а сам направился к дому. Он был очень доволен тем, как прошли первые две недели «настоящего скотоводческого ранчо с полным пансионом и допуском постояльцев к выполнению сельхозработ под руководством инструктора». Свежевыкрашенные здания, блестящая проволока нового ограждения, заметно увеличившийся табун, пасшийся сейчас на нижнем пастбище, — все свидетельствовало о благополучии и сулило успех. Всем этим он был обязан Энни. Именно она уговорила его осуществить эту затею, провела долгие часы, устраивая и украшая комнаты для постояльцев.

Порыв ветра едва не сорвал его шляпу. Джейк нахлобучил стетсон поглубже и принялся внимательно вглядываться в серо-синие тучи, собиравшиеся над горами.

Трэвис присоединился к нему.

— Пришло время муссонных дождей. Это хорошо для травы.

— Да. Знаешь, предупреди-ка еще раз всех новичков.

Взрыв смеха, раздавшийся во внутреннем дворике одного из домов для постояльцев, привлек внимание Стоуна. Группка пижонов, разодетых в новехонькие «ковбойские» костюмы и украшенных прочей декоративной сбруей, наблюдала за тем, как Энни бросает лассо. Стив стоял рядом, засунув большие пальцы рук в карманы, и вел ленивую беседу с молодым постояльцем, к которому он был приставлен.

Трэвис толкнул Джейка локтем в бок:

— Совсем как в старые добрые времена, а, Джейк?

Помнишь, иногда до двадцати человек съезжалось сюда на выходные.

Джейк снял шляпу и провел рукой по волосам, не отрывая взгляда от людей, развалившихся на садовых стульях, толпившихся возле площадки, где были врыты столбы для упражнений в метании лассо.

— Это были мамины затеи. Она просто не выносила, когда приходилось оставаться на ранчо в одиночестве. Отец терпел все это потому, что не хотел с ней ссориться.

— Я вовсе не собирался бередить твои старые раны.

— Скажешь тоже — раны! Я совсем по ней не скучаю. Она в свое время дала мне несколько очень жестоких уроков. К сожалению, я их все забыл, как только повстречал Стефани.

Лассо Энни взвилось и точно попало на столб. Девушка восторженно завизжала.

— А она уже хорошо бросает. — Трэвис вынул сигару и закурил. — Когда она только начинала, то и веревку-то не могла свернуть.

Глядя на Энни, которая показывала одному из постояльцев, как держать лассо, Джейк тихо выругался и сказал:

— Очень уж близко она к нему держится.

— Босс, притормози, — заметил Трэвис. — Энни развлекает постояльцев, потому что дружелюбна по натуре и, кроме того, это ее работа.

— Я знаю, что это ее работа! Вопрос, знают ли об этом пижоны?

Позже в тот же день Джейк, только что принявший душ и переодевшийся, сидел у себя в конторе и разбирал почту. Он взял одно письмо и принялся вертеть его в руках. Это письмо было адресовано Энни. Он посмотрел на логотип компании в левом углу конверта. «Ридженси энтерпрайзиз».

За дверью конторы послышались легкие шаги. Энни влетела в контору, на лице ее было самое дружелюбное выражение.

Она положила руки на плечи Стоуну. Ее нежный запах окутал его как облаком.

— Новая группа постояльцев уже устроена? — спросил Джейк.

— Миссис Поттер-Стернз желает, чтобы обед ей подали в номер. Уверяет, что не в состоянии сидеть после сегодняшнего урока верховой езды.

Джейк внимательно посмотрел на Энни, на губах которой играла шаловливая улыбка.

— Никаких обедов в номер ты подавать не будешь. У тебя и так слишком много дел на кухне, с восемью-то гостями и с работниками.

— Может, Трэвис поможет ей дойти до стола. Как только поблизости появляется кто-то из ковбоев, она сразу начинает вести себя как мартовская кошка. Ты бы видел, что с ней творится, когда мимо проходишь ты!

Самообладание покинуло его. Он схватил Энни за руки и усадил себе на колени.

— А ты тоже таешь, когда я прохожу мимо, а? — Джейк ткнулся лицом ей в шею.

— Таю, как кусок сливочного масла на горячей сковородке. — Она прижалась к нему и, закинув голову, пояснила: — Ты ведь у нас такой аппетитный, Джейк.

Поддерживая ее податливое тело левой рукой, он спросил:

— Не хочешь ли отведать? — И игриво куснул ее губы, а потом впился в них горячим, страстным поцелуем.

Желание стремительно охватывало тело. Его ладони легли на ее грудь, и он ощутил жар, исходивший от ее кожи.

— О Господи! Энни, я хочу тебя.

— Джейк, — сказала она прерывающимся голосом. — Не здесь же. Кто-нибудь может войти.

— Здесь, здесь. Дверь закрыта, — выдохнул он и вцепился в ее майку.

Вдруг его внимание привлекли голоса, раздавшиеся снаружи, — говорили на повышенных тонах, и это был явно не дружеский спор.

— …Вот ведь недоумок городской! Ничего не понимает, а туда же, распоряжается! Я же тебе говорил, что нельзя открывать ворота между загонами Бандита и Эстреллы. — В голосе Бака звучала самая настоящая ярость.

— А ты кто такой, чтобы мне приказы отдавать? Я здесь гость. И буду делать то, что мне, черт побери, вздумается.