— Ушел уже? — прошептал Цирюльник.

— Давно, — ответила она, впуская его в дом. — Он уснул мужчиной, а проснулся мальчиком. Пробормотал что-то такое, мол, надо бежать чистить родник, и умчался прочь.

Цирюльник улыбнулся:

— Все прошло хорошо?

Она кивнула с неожиданной застенчивостью.

— Это славно, потому что он уже полностью созрел. И куда лучше ему узнать твою доброту, чем грубость и жестокость первой встречной.

Эдита смотрела, как он достает из кошелька монеты и раскладывает на столе.

— Только за этот раз, — предупредил он на всякий случай. — Если он снова придет к тебе…

— Я теперь провожу время с одним тележным мастером, — покачала головой Эдита. — Добрый человек, у него дом в городе Эксетере, трое сыновей. Думаю, он хочет взять меня в жены.

Цирюльник кивнул.

— А ты сказала мальчику, чтобы он не брал с меня пример?

— Сказала, что ты, когда выпьешь, нередко становишься грубым и как мужчина уже мало на что годишься.

— Что-то не припоминаю, когда это я просил тебя говорить такое.

— А это я добавила из своих собственных наблюдений, — сказала Эдита и спокойно встретила его взгляд. — Но повторила и то, что ты просил сказать, слово в слово. Сказала, что его хозяин растратил себя на выпивку и непотребных девок. Посоветовала, чтобы он не брал пример с тебя и не становился таким.

Цирюльник угрюмо слушал.

— Только он не позволил мне критиковать тебя, — сухо добавила она. — Сказал, что ты очень хороший человек, когда не пьян. И хозяин отличный, а к нему относишься с большой добротой.

— Он вправду так сказал? — спросил Цирюльник.

Эдита прекрасно изучила выражение лица Цирюльника и могла безошибочно сказать, что сейчас он безмерно доволен.

Он надел шапку и вышел за порог. Когда Эдита спрятала деньги и улеглась снова, она услышала, как Цирюльник насвистывает на улице.

Мужчины иногда могут утешить, часто они бывают грубыми, но в любом случае остаются загадкой, сказала себе Эдита, повернулась на бок и уснула опять.

Чарльз Босток походил скорее на знатного щеголя, нежели на купца: длинные пшеничные волосы зачесаны назад и закреплены гребнями да лентами; одет с ног до головы в красный бархат, материю явно дорогую, пусть и запылившуюся в дороге; башмаки остроносые, из мягкой кожи — в таких красоты больше, чем проку. Но глаза — глаза прожженного торговца — смотрели холодно. Он восседал на огромном белом коне, в окружении немалого числа слуг, вооруженных до зубов: для защиты от разбойников. Купец развлекался беседой с цирюльником-хирургом, повозке которого позволил присоединиться к каравану вьючных лошадей, перевозивших соль с соляных копей Арунделя.

— Мне принадлежат три больших склада на реке, да еще арендую несколько. Мы, странствующие торговцы, создаем новый облик Лондона — значит, приносим пользу и королю, и всем англичанам.

Цирюльник вежливо кивнул; этот хвастун ему невыносимо наскучил, но он рад был ехать в Лондон под охраной вооруженного отряда: чем ближе к этому большому городу, тем опаснее становилось путнику на дорогах.

— А чем вы торгуете? — спросил он купца.

— В пределах нашего островного королевства я, главным образом, приобретаю и продаю изделия из железа и соль. Но покупаю и различные драгоценные вещи, каковые не производятся в нашей земле, доставляю их из-за моря. Шкурки зверей, шелк, всевозможные самоцветы и золото, необычные наряды, красители, вино, оливковое масло, слоновую кость, а также бронзу, медь, олово, серебро, стекло и тому подобные товары.

— Так вы, значит, много путешествуете в далеких землях?

— Да нет, хотя и собираюсь, — улыбнулся купец. — Я ездил однажды в Геную и привез оттуда завесы для дверей — полагал, что у меня их возьмут более богатые собратья-купцы. Однако прежде, чем купцы взяли их для своих особняков, этот товар у меня буквально расхватали для своих замков несколько эрлов — те, кто помогает нашему королю Кануту править Англией[40].

И я совершу еще по меньшей мере два путешествия, ведь король Канут обещает, что всякий купец, совершивший три плавания в заморские края в интересах английской торговли, будет возведен в тэны. Пока же я подряжаю других, чтобы путешествовали, а сам веду все дела в Лондоне.

— Не будете ли вы так любезны поведать нам, что нового происходит в городе? — попросил Цирюльник, и Босток снизошел к его просьбе.

Король Канут, сообщил он, возвел себе просторные палаты близ восточной стены аббатства в Вестминстере. Король-датчанин возбудил в английском народе немалые симпатии благодаря тому, что издал недавно новый закон, наделявший всякого свободного англичанина правом охотиться на принадлежащей ему земле. Раньше таким правом пользовались лишь король и его придворные.

— Отныне каждый землевладелец может добыть себе косулю, и он на своей земле сам себе король.

Рассказал Босток и о том, что король Канут унаследовал от брата своего Харальда датскую корону и правил теперь и Англией, и Данией.

— Благодаря этому он становится господином всего Северного моря; он построил целый флот боевых кораблей, которые прочесывают весь пиратский океан и впервые за сто лет обеспечивают Англии безопасность и прочный мир.

Роб почти не прислушивался к их беседе. Когда делали дневной привал в Элтоне, они с Цирюльником дали представление — заплатили за право ехать под охраной купца. Глядя, как они жонглируют, Босток хохотал во все горло и неистово хлопал в ладоши. Робу он подарил двухпенсовую монету.

— Это пригодится тебе в столице, — сказал он, подмигивая, — где за каждую мелочь приходится платить и платить.

Роб поблагодарил, но мысли его витали далеко отсюда. Чем ближе к Лондону, тем сильнее овладевало им ожидание встречи.

На ночь разбили лагерь на крестьянском поле в Рединге, до родного города Робу оставалось меньше дня пути. В ту ночь он так и не уснул, пытаясь решить, с кого же из братьев — или с сестры? — начать.

* * *

На следующий день он начал примечать вехи, которые ему помнились: рощицу могучих дубов, высокий камень, перекресток дорог у подножия холма, где они с Цирюльником делали первый привал, и каждая такая веха заставляла его сердце биться быстрее, а душу петь. После полудня они простились с караваном в Саутуорке — купца ждали там дела. Саутуорк со времени отъезда Роба заметно разросся. С дороги им было видно, что на болотистом берегу Темзы, близ спуска к древнему парому строятся новые склады, а у причалов на реке так и снуют суда из заморских краев.