Узнаю, где находится военный комендант. Надо по центральной улице, которая поднимается на пригорок, проехать метров двести. Поворачиваю по этой улице, и, как только начался подъем вверх, моя лошадь остановилась и идти не хочет, не помогают ни шпоры, ни плетка, встала — и ни с места. Слезаю с седла и пытаюсь тащить лошадь за уздечку, но ничего не получается, лошадь стоит как вкопанная. Устал, прислонился к столбу возле двухэтажного дома. Жителей не видно, очевидно, здесь на втором этаже находится что-то вроде столовой или ресторана, а на первом какие-то помещения, похожие на кладовые.

Вскоре подходит какой-то пожилой мужчина, очевидно еврей, и просит у меня разрешения взять в кладовой немного соленых помидор. Я ему ответил, что никаких помидор я не знаю и никакого отношения к ним не имею. Он быстро вошел в одну из дверей и вскоре вышел с помидорами в кастрюле.

Вскоре пришел другой с такой же просьбой. Мне было не до помидор, надо было что-то делать с лошадью, которая продолжала стоять посреди улицы без движения. Улица была пустынной, никто по ней не ездил, но мне надо было доехать до коменданта.

В кладовую один за другим зачастили местные жители. Я остановил двоих мужчин и попросил их, чтобы они помогли мне сдвинуть с дороги мою лошадь.

Мужики уперлись в нее сзади, а я за уздечку тащил вперед. Лошадь со стоном сделала шаг и снова остановилась. Кто-то посоветовал повернуть ее назад, под горку. Кое-как развернули лошадь, и она под горку пошла. Я сел в седло и стал спускаться вниз, рассчитывая повернуть в ближайший переулок и там задворками снова попытаться доехать до комендатуры. Как только дорога начала подниматься на пригорок, моя лошадь вновь стала и ни с места. Бросить ее нельзя, могут увести или сама уйдет, но и к коменданту надо обязательно.

Вскоре увидел какого-то мальчишку, попросил его подержать за уздечку мою лошадь, а сам пошел к дому, где находилась комендатура. Там я быстро узнал, что мы ушли влево и оказались в полосе соседней армии. Надо ехать назад в батарею, доложить обстановку, а лошадь по-прежнему ни с места. Попробовал ехать назад, вниз. Она потихоньку пошла.

Не выезжая на улицу, я поехал тропинкой за огородами в сторону окраины, где находилась батарея. Не проехал и ста метров, как лошадь легла на землю, я едва успел соскочить с седла. Пытаюсь ее поднять — ничего не получается, и вокруг никого нет. Снимаю с нее седло и уздечку и решаю пешком идти к батарее. Седло взял на плечо и двинулся вперед. Прошел метров триста, оглянулся назад, вижу, к лошади подходит какой-то мужик. Я возвращаюсь назад, он спрашивает у меня, что случилось с лошадью. Я ему рассказал. Оказалось, что он ветеринарный фельдшер, вернее, когда-то им был. Приложил ухо к животу моего «россинанта», спросил, чем его кормили. Я рассказал, что лошади были голодные, а тут привезли овса, и их накормили. Он пояснил, что лошадь объелась овса и может сдохнуть, и предложил мне вместе с ним мять ей живот.

Мы стали кулаками массировать живот лошади. Она начала стонать, поднимает голову и смотрит на нас: что это мы делаем? Минут пятнадцать — двадцать усердно работаем кулаками. Вдруг раздается оглушительный выстрел из заднего прохода лошади, она сама с испугу вскочила на ноги. Мой старик говорит, что все проблемы вылетели вместе со звуком, теперь лошадь будет жить. Пусть отдохнет минут десять — пятнадцать, и можно ехать. Пока мы разговаривали, лошадь пришла в себя. Я надел на нее уздечку, седло, поблагодарил старика за помощь и потихоньку поехал. Ближайшим переулком выехал на широкую улицу.

Погода стояла тихая, теплая, солнечная. Была середина марта, но уже чувствовалась весна, снега почти не видно. Из домов вышли люди, в основном женщины и дети, сидят на лавочках, греются на солнышке. Надо не ударить в грязь лицом, промчаться по улице, ведь на ней, кроме меня, нет других ездоков. У меня шпоры на сапогах, сбоку шашка, кавалерийское седло.

Лошадь моя довольно бодро идет по улице. Пришпорил, очевидно, она не ожидала этого и от всей души громко на всю улицу перднула, взбрыкнув ногами. У ближайших домов засмеялись, услышав такую откровенную музыку. Я надвинул на глаза шапку и галопом помчался вперед. Овес делал свое дело, лошадь трещала на всю улицу, как заправский мотоцикл без глушителя. До самого места, где стояла батарея, не прекращалась «музыка», лошадь избавлялась от газов, скопившихся в животе, а вся улица покатывалась от смеха. Батарейные острословы шутили по этому случаю: наш лейтенант дал для жителей Балты первый после освобождения города концерт.

На следующее утро наша батарея двинулась вперед, на город Котовск. Где-то там наша дивизия. До Котовска километров сорок. За сутки, что простояли в городе Балта, лошади отдохнули, подкормились овсом. Мы волов оставили, двинулись вперед на лошадях.

К Котовску подошли на следующее утро. С утра стоял небольшой туман, скрывавший большую часть города, было слякотно, земля кое-где была покрыта грязноватым снегом. В городе тихо, видны повозки и солдаты нашей дивизии, узнали их по погонам с голубым кантом.

Вскоре выяснили, что дивизия, действуя по вражеским тылам, внезапно ворвалась в город, причем с запада, а не с востока, как могли предполагать немцы. Бой носил скоротечный характер. Немцам было не до обороны, унести бы ноги. Вскоре прогремели один за другим два мощных взрыва, встряхнувшие весь город. Немцы взорвали большие склады боеприпасов, расположенные возле железной дороги недалеко от города. Город Котовск известен был тем, что здесь в местном мавзолее был похоронен легендарный герой Гражданской войны — Котовский.

Вскоре мы догнали свой полк. Дивизия продолжала наступление, ее боевой путь теперь лежал к Днестру, в направлении города Дубоссары. Движемся вперед по широкой лощине, посреди которой течет к Днестру небольшая речка. Противник сопротивления почти не оказывает, очевидно, стремится уйти за Днестр, там организовать оборону и остановить наступление наших войск.

Понимаем это и мы, стремимся быстрее вперед, чтобы не дать противнику оторваться. Иногда то в одном, то в другом месте вспыхивают яростные стычки с вражескими арьергардами.

Проходим окраину райцентра Красные Окна. Двигаемся вперед на Дубоссары. Где-то недалеко от Дубоссар меня встретил мой друг, начальник разведки нашего дивизиона Боря Андреев — рубаха-парень, бывший беспризорник, лихой десантник, прошедший, как говорят, огонь, воду и медные трубы во время десантирования 4-го гвардейского воздушно-десантного корпуса в тыл врага в январе — июле 1942 года. Он всегда зимой ходил в десантной куртке и кубанке с красным верхом, которую носил лихо, набекрень, с торчащим сбоку чубом. Федя никогда не унывал, был мастером на соленые солдатские анекдоты и прибаутки. Но дело свое знал. Вот и сейчас он уже успел побывать в Дубоссарах, хотя, судя по звукам, там шел бой.

В руках у Феди было ведро с красным вином, которым он уже успел разжиться на местном винзаводе. Увидев меня, он стал угощать вином, прямо из ведра. Не успел я сделать глоток, как струя вина полилась мне на полушубок. Сверху донизу образовалась красная полоса. Когда-то полушубок был белым, но за зиму стал грязно-желтым, а теперь еще и красная полоса впереди, сзади же он был изрешечен осколками и кое-как зашит.