со служанкой, да и то потому что слишком голодна была, ну и зла от того без меры, а с той поры больше ни-ни. Это означало, что разоблачить её прямо нечего и мечтать. Да и потом, мой муж – её отец, так свою дочурку обожал, что нипочём бы мне не поверил. Можно, конечно, было отвезти его к старухе в монастырь, убедить ту показать свои шрамы, да хоть бы и заставить, если придётся… Но я уже довольно знала Тибиона и его привязанность к девчонке. Хоть бы даже она на его глазах половине двора головы пооткусывала, он бы и тогда сомневался в её виновности! Мне же, кроме свидетельств полоумной бывшей служанки предъявить, увы, было нечего.

Зеркало утверждало, что истинная сущность отродья проявится, едва отроковица войдёт в пору зрелости. Тут уж больше прятаться у неё не выйдет, да и надобности в том более не будет, поскольку сила её возрастёт безмерно и справиться с ней тогда мало кому из смертных будет под силу. Если такой смельчак вообще найдётся.

Этого допустить никак было нельзя! Представляете на что может быть способна такая тварь, если она, ко всему прочему, сидит на троне? Вот-вот!

По уму, девчонку стоило бы вовсе устранить, да поскорее.

Пока она была слаба и смертна, ничто не мешало и ей угодить, скажем, под упавшее дерево или оступиться в темноте на круче. Мало ли несчастных случаев то и дело приключается с бедными детьми? Особенно если они имеют дурную привычку бродить в одиночестве по ночному саду. Но провидение не спешило оказать королевству такую услугу, а я была бессильна ему помочь. Нет, не потому, что жалела малютку, поймите правильно, она ведь даже человеком не была! Связывала меня по рукам и ногам старая клятва. Гейс, наложенный Королевой-из-под-Холма в ту злополучную ночь, когда она отправила меня на королевский пир. «Не злоумышлять и не действовать против законного чада своего мужа». Готова поклясться, эта коварная бестия уже тогда знала, с чем мне предстоит столкнуться!

Один её запрет я уже нарушила, когда поддалась страсти к бедному Кигану и дорого за то расплатилась. Второй раз идти на такие жертвы я была не готова. А потому, оставалось только смириться да ждать. И надеяться, что падчерица моя всё же свернёт себе шею где-нибудь на тёмной тропинке.

11 кружка.

Фу-х, ну и устала я, однако языком молоть! Дайте мгновение дух перевести… А? Чего, милый? Ну конечно обнови! Спрашивает он. Наливай, ежели не жаль! О, премного благодарна! Добрые вы, всё-таки ребята, славные! Да расскажу я, расскажу дальше. Сейчас, только пробу сниму… Ох, хорош эль у старины Флинна, жаль будет с ним расставаться! Э, да ты в голову не бери лишнего, дружок. Ну, мало ли что я ляпнула мимоходом, это к делу не относится, пока что. Все мы здесь только гости, что у Флинна, что в подлунном мире, настанет час, уйдём.

Лучше послушай, что у меня дальше вышло с благородным Тибионом и его поганой дочерью. Ты ведь узнал её, верно? Разумеется, узнал! Да уж, не такой её живописали лгуны-сказочники, что правда, то правда! Но я-то ничего не сочиняю, ничего не приукрашиваю! Что своими глазами видела, своими ушами слышала, то и говорю. Всё как есть, каждое слово – чистая правда! Клянусь остатками былого могущества! О, как вышло, что от силы королевы-колдуньи остались жалкие крохи, я тоже непременно упомяну. Ты главное слушай, не зевай! Но и не спеши. Нечего вперёд забегать! Истории, особенно правдивые, любят порядок.

Так вот. Жили мы с моим королём, в общем-то, хорошо, ладно. Можно было бы и вовсе сказать счастливо, если бы не проклятая девчонка – бельмом в глазу. Одна у меня была в то время забота, не понести дитя, пока не изыщу способа отделаться от прижившейся под боком нелюди. Но то задача нехитрая и для простой травницы, достаточно искусной в своём деле, что уж говорить о такой колдунье, какой была я. Да ещё и при обычаях, принятых Тибионом от его монахов. В остальном же, можно сказать, жизнь моя была безоблачна, а дни и ночи пролетали незаметно, сами собой складываясь в года, как оно всегда и бывает в мире да благополучии.

Так незаметно миновали четыре зимы.

Наступил праздник Мая. Как заведено, на широком лугу у подножия замкового холма с заката шло гулянье. У высокого увитого лентами столба приготовлен был зелёный трон, убранный цветами, для будущей Майской Королевы, горели костры, жарились туши, визжали призовые поросята, за коими под смех и улюлюканье зрителей гонялись состязающиеся в ловкости парни. Менестрели, жонглёры, бродячие комедианты наполняли округу не столько музыкой, сколько разноголосым гомоном. Повсюду бурлило веселье.

С огромным удовольствием наблюдала я со своего почётного места за всеми танцами и состязаниями, любовалась тучным скотом, что гнали между кострами, дабы очистить от зимних хворей, слушала многоголосое пение, гудение рожков да звон колокольчиков и ничто не могло омрачить моей радости. По крайней мере, так мне казалось. Но, увы, не долго…

Настало время выбирать Майскую Королеву. Толпа расступилась, давая дорогу танцорам, а сердца всех юных дев забились чаще от волнения, ведь каждая в тайне мечтала быть избранной. Тут-то я, к своему неудовольствию, и заметила среди выстроившихся в ряд красавиц тонкую фигурку падчерицы.

Скажу вам по чести, я была сбита с толку. До сих пор девчонка сторонилась таких праздничных забав, не выносила она ни скоплений народа, ни шума, ими производимого, так что, я никак не ждала увидеть её в самом сердце торжества. И всё же, она была там. Стояла в свете костров, с венком из боярышника на чёрных волосах, прямая, стройная, сама как молодое деревцо, вся в зелёном, что, хоть и было в её обыкновении, гляделось в тот миг вызовом29. Недоброе предчувствие иглой пронзило моё сердце. Но что было делать? Не бежать ведь на луг, не тащить же девчонку за руки обратно в замок! Да и поздно, все тринадцать танцоров, пройдя, против обыкновения, лишь один круг, как один склонились перед избранной. И как вы думаете, кого выбрали эти болваны? Конечно же, мою проклятую падчерицу!

Теперь увести её с праздника стало решительно невозможно, даже под самым благовидным предлогом. Оставалось только наблюдать, как проклятую возводят на цветочный трон вместе с Майским Королём – видным парнем не из замковых, из долины – слушать, как славят её красоту весёлые глупцы, не подозревая, что перед