— Нет, но хочу завтра попросить у Бахмета. — ответил парень, и в задумчивости добавил: — Может тогда стоит рыбу подменить? Мало ли что.

— Ерунда это. — отозвался Эсли. — Видел я в прошлом году как смерч по камышам прошел, царь говорит правду: с мелководья в тот раз всех мальков повытягивало, да еще пескарика небольшого. Я его тогда съел, но, как видишь, все еще живой.

— Ты и после змеи не помрешь. — отмахнулся от младшего коллеги Тумил.

— Конечно. — с достоинством ответил юный степняк. — Змея это мясо, и довольно вкусное. Много раз ел.

Да уж, жаль мне Шехамскую Гадюку скормить некому, потому как, нутром чую, сейчас эта ум, честь и сиськи нашей эпохи будет выносить мой мозг по поводу задержки свадебного пира. А с другой стороны, можно попробовать сегодня ее напоить, и завтра лечить радикулит лекарственным средством змеиный перегар…

* * *

Попрощались с Тумилом без пафоса, по-домашнему: парень обнялся на прощание с друзьями, я благословил его знаком Троих на добрый путь, после чего будущий настоятель Обители Шалимара вскочил в седло и, не оглядываясь, рысью покинул Ежиное Гнездо.

Лучи восходящего солнца резко очертили силуэт в арке, отразились от металла сбруи и нашитого на шервани значка (как я его назвал про себя) «За эпичные молитвы», полученного Тумилом не далее чем вчера, и юноша скрылся в лабиринте городских улиц.

Что ж, я буду скучать по мелкому засранцу, но ему действительно пора на практике начать обучение командному администрированию и получать реальные церковные должности, если он намерен стать примасом во цвете лет, а не будучи старой развалиной.

Может, конечно, и до самой смерти не стать, но это уж в его руках — я ведь стар и долго не смогу способствовать его карьере. Не факт, что и до возвращения парня из степи доживу: год на Мангала долог…

— Надеюсь, боги будут благоприятствовать мальчику. — Люкава неслышно вырос рядом со мной.

— Пусть только попробуют не благоприятствовать. — Утмир шмыгнул носом. — Тумила сам отец Тхритрава благословил.

Таки да, благословил, при неслабом стечении народа.

Вчерашний день начинался вполне себе буднично — после недавней свадьбы Нварда и Тинатин состояние «больше никогда в жизни не буду пить на этой неделе» у всех уже прошло, власть, в моем лице, вернулась к нормальному графику работы, церковная пропаганда, активно поддержанная философами в банях и лекториях, разъяснила инцидент с рыбным дождем в нужном ключе, особо подчеркнув то, какие на Аарту снизошли благодать с благовеликолепием, а князь Хурам с Большой Горы торжественно ввел в эксплуатацию акведук в Кагеновом посаде. Жизнь начала успокаиваться и входить в наезженную колею — ничто не предвещало Тхритраву.

И вот, едва я только закончил обед и в самом благодушном настроении отправился к себе в покои, имея твердое намерение подремать часок в кресле, с котом на коленях и книгой на физиономии, как меня, на самом входе в апартаменты, перехватил Лесвик из Старой Башни.

— Государь, у меня для вас срочная весть. — молодой человек поклонился, но даже не подумал посторониться и освободить перегороженный им коридор.

Благодушное настроение, вызванное сытной трапезой и приятной застольной беседой с меня тут же моментально и слетело — когда глава столичных неявных является во дворец, и не к своему непосредственному начальству, а лично к царю, это пахнет чем угодно, но только не майскими розами.

Дав знак стражникам эскорта оставаться на месте, я подошел к Тумилову брату.

— Что? — негромко, но интонацией постаравшись вложить в это короткое слово все возможные в текущей ситуации смыслы, спросил я.

— Нет, не беда. — столь же тихо ответил Лесвик. — Но новость… нежданная. Из порта прибыл вестник — сообщил что по Великой Поо только что спустился караван ааков, и на одном из них прибыл настоятель Обители Святого Солнца с несколькими сопровождающими.

— Удивительное рядом. Чего бы это он из монастыря, через всю страну, перся?

— Его спутники во время путешествия с попутчиками на эту тему не распространялись — либо скрытничают, либо о цели путешествия не знают. — ответил сын князя Камила. — Известно лишь, что после выгрузки вещей и кареты они планируют ехать в Верхний город и остановиться на постоялом дворе при Пантеоне.

Есть там такое заведение, слыхал — специально для постоя высокопоставленных иерархов, не имеющих собственного жилья в столице, содержится. Вывески и непременной таверны на первом этаже там в помине нет, — это и не постоялый двор даже, а скорее небольшой пансион, — а вот охрана, по слухам, хорошая. Вопрос лишь в том, будет она моего бывшего начальника охранять, или стеречь?

— Не солидно это как-то. — я покривился. — Столько лет жил под его пастырской опекой, а теперь, когда отец-настоятель прибыл в Аарту, он будет вынужден ютиться незнамо где? Да это же мне прямой позор! Скачи, голубчик, в порт и передай магупату Тхритраве мое приглашение поселиться в Ежином Гнезде на все время его пребывания в столице.

Ну а что? Не может что ли царь, которого (по докладам неявной стражи) едва ли не в глаза обвиняют в святости, по своему монастырскому настоятелю соскучиться? Имею же я право с ним повидаться, пообщаться по стариковски, перемыть косточки общим знакомым? А заодно, в приватной беседе, попробовать вызнать у старого лиса истинную причину его появления в столице. В то, что Тхритрава просто по мне люто заскучал и решил предпринять вояж с целью просто повидаться я как-то не особо верю.

— Мне представиться ему своим истинным званием? — уточнил Лесвик.

— Да, пожалуй. Так будет и чиновное титулование настоятеля уважено, и никаких попыток, ни с чьей стороны, отклонить это приглашение не последует.

Командир столичных неявных отвесил короткий поклон и поспешил выполнять распоряжение, а я вошел, наконец, к себе.

— Румиль, дуй-ка давай, сыщи мне князя Папака. — приказал я царскому котохранителю, переступая порог. — Скажи, у нас сегодня гость будет дорогой, разместить надо.

Князь Мышкин приказ не одобрил, но бунт поднимать не стал и подошел погладиться. Впрочем, счастье его было недолгим: буквально минут