хотелось поблагодарить всю мою съемочную группу. Мне еще никогда так легко не работалось. И особенно хочу сказать огромное спасибо моей жене Саманте, дочери Линде и продюсеру Джону Лори за то, что в очень непростой для меня период поддержали меня и заставили поверить в себя. Без них, скорее всего, этот фильм не увидел бы свет.

– В скольких странах будет идти его прокат?

– Точно не скажу. Мне сообщали, что права на показ «Хроник» проданы в семьдесят пять стран мира.

– Мистер Стейнбек, каковы ваши дальнейшие планы?

– Начать работу над сиквелом.

– Как он будет называться?

– Узнаете через год. А сейчас прошу меня извинить, меня ждут на банкете.

Под несмолкаемые щелчки затворов, Кевин прошел через расступившуюся толпу журналистов. Невольно вспомнив, как полгода назад позволил себе дать слабину, он пообещал себе, что такого больше не повторится. В голове теперь крутилась лишь одна мысль – жизнь прекрасна!

Охотники за слоновой костью

Покой маленького африканского племени Камбо был нарушен в тот момент, когда на территорию их деревни въехал, покряхтывая выхлопной трубой, старенький пикап. Остановившись прямо посреди импровизированной площади, водитель заглушил мотор.

Жители толпой окружили автомобиль – хоть они и жили вдали от цивилизации, техника не являлась для них чем-то диковинным. Более того, некоторыми вещами, выменянными у туристов, они пользовались в повседневном быту.

Вылезать из машины нежданные гости не спешили, а из-за наглухо тонированных стекол нельзя было разглядеть, кто сидит внутри. Страха аборигены не испытывали, однако старались держаться от пикапа на безопасном расстоянии и просто перешептывались между собой, строя догадки, кто же к ним пожаловал. Так продолжалось несколько минут, пока один мальчик, осмелев, не рискнул подойти поближе и подергать за ручку двери со стороны водителя. Дверь не открылась, зато из автомобиля послышались голоса. Никто из жителей деревни не понял ни слова, но по тону стало ясно, что сидящие внутри явно остались этим действием недовольны.

Вскоре толпа расступилась и вперед, опираясь на палку-посох, вышел Буру – вождь племени, сухонький маленький старичок в цветном красно-синем одеянии и венком, сплетенном из веток, на абсолютно лысой макушке.

– Отойди, Кваку! – беззлобно, но властно сказал он юнцу на своем языке.

Когда мальчик выполнил приказ, послышалось четыре синхронных щелчка – сработал иммобилайзер пикапа – и наружу вышли четверо. Один из них ростом и внешне походил на аборигенов – такой же маленький, чуть больше полуметра, темнокожий, с большими толстыми губами, носом и ушами, но одежда на нем была весьма престранная. Необъятные шорты, в которые с легкостью могло бы поместиться два таких же человека как он, и которые удерживались лишь благодаря широкому поясу. Грязная засаленная майка с вырезом едва ли не до пупка. Голову его венчала совершенно не вписывающаяся сюда фуражка, а на ногах вместо обуви были обмотки из выцветшей ткани.

Трое же остальных на первый взгляд друг от друга ничем не отличались, зато среди жителей племени заметно выделялись. Они были наголову выше самого высокого аборигена, а военная экипировка и огнестрельное оружие в руках недвусмысленно давали понять, что цель их визита – явно не туризм.

– Здравствуй, отец! – обратился к вождю человек в фуражке на чистом французском.

– На территории деревни изволь не использовать чужеземную речь, – сверкнул глазами Буру, – ибо ты не турист, Ганжу!

– Хорошо, отец, – склонил голову Ганжу, переходя на банту, язык племени.

– Я, по-моему, в прошлый раз четко дал понять, что мы не хотим больше видеть тебя здесь. Зачем ты здесь? И кто эти люди с тобой? У тебя снова неприятности?

– Знаю. Мне нужна помощь.

– Ах, помощь? Значит, ты считаешь нормальным уже дважды покидать семью, свое племя, родную деревню, а потом снова заявляться сюда, как ни в чем не бывало, и просить о помощи. В прошлый раз мы простили тебя, помогли, вылечили, и как ты нам отплатил? Снова сбежал! Неизвестно куда и зачем!

– Я зарабатывал деньги, отец…

– И как, много заработал? – не дождавшись ответа, вождь продолжил: – Проси помощи у этих вот своих друзей, – он указал посохом на людей позади Ганжу.

Троица мгновенно отреагировала на этот жест. Они перехватили винтовки поудобнее и щелкнули предохранителями, но увидев, что им ничего не угрожает, так же быстро поспешили убрать оружие.

– Отец, можно мы поговорим у тебя, наедине, без лишних глаз и ушей.

Буру нахмурился. Выбора все равно, похоже, не было, к тому же свидетели сейчас и правда не нужны.

– Ладно, пойдем. Этим своим только скажи, чтобы стояли здесь и не делали глупостей.

Ганжу перекинулся парой фраз со своими спутниками, после чего двое забрались на кузов пикапа с оружием наизготовку, будто собравшись от кого-то обороняться, а один остался на месте.

– Рамон сказал, что пойдет с нами.

– Он понимает по-нашему?

– Нет.

– Тогда зачем ему идти с нами?

– Не знаю. Но, я считаю, лучше не спорить.

– Без лишних ушей, говоришь?..

Вождь лишь покачал головой, развернулся и пошел по направлению к своей хижине.

– Расходитесь все, нечего тут глазеть! – зычным голосом, нетипичным для такого маленького старика, обратился он к племени и дважды крутанул посох вокруг своей оси. – Сидите по домам, пока я не разрешу выйти!

Аборигены подчинились. Буру в сопровождении Ганжу и Рамона зашел в свою хижину. Человек с винтовкой, завидев у входа деревянный ящик, поспешил сесть на него. Поза его казалась расслабленной, но оружие из рук он не выпускал, готовый при необходимости воспользоваться им.

Вождь же расположился по-турецки на своем топчане. Ганжу места не досталось, поэтому он остался стоять.

– Итак, я слушаю тебя!

– Отец, я задолжал этим людям много денег. Не стану говорить, как так получилось. Это просто произошло. Я совершил ошибку. Все совершают ошибки.

– Только ты чаще других…, – буркнул вождь.

Ганжу сделал вид, что не услышал, и продолжил:

– Они сказали, что убьют меня, если не получат назад свои деньги, которых у меня не было, и которые в срок я достать не мог. Тогда мне пришла в голову идея, и я рассказал им про слонов…

– Что ты сейчас сказал? – Буру вскочил на ноги, лицо мгновенно налилось кровью. Он схватил посох и принялся охаживать им нерадивого сына, а тот лишь выставил вперед руки, защищая голову. Рамон не вмешивался и от души хохотал, наблюдая за этим зрелищем.

– Отец, дай же мне договорить… – взмолился Ганжу, но вождь остановился лишь тогда, когда окончательно выбился из сил. Тяжело дыша, он плюхнулся на топчан и махнул рукой. Потирая ушибленные руки, сын продолжил: – Послушай, им всего-то и нужно,