Мария упёрлась руками в дощечку и, сев на колени, начала толкать вверх. Кровь стремительно забегала по ногам, и везде закололо. Появилось это странное ощущение оживления нервов; когда кислород доходит до них, они «кричат» об этом всему телу.

После небольших усилий крышка приподнялась и съехала чуть в сторону: снаружи кусками повалил снег и маленькие тусклые лучики света. Волин дал дочери старые часы «Восток», но посмотреть можно было только на свету. Его было мало, но циферблат мерцал едко-зелёным цветом: «10:33».

Мария слегка удивилась, что её удалось столь долго просидеть без движения: что-то, но это она делать не любила до глубины души.

Желание вылезти ещё больше усилилось, и следующим порывом воли крышка отошла от выхода окончательно. Высунув голову на поверхность. Мария ощутила прохладный свежий воздух, витающий везде вокруг, и то, что рядом никого нет. Это ощущение ей тоже было чуждо — никогда ещё в жизни она не оставалась одна, и папы нету, а он почти всегда был с ней.

Вытащив тёмно-зелёную завёрнутую в белое полотно сумку, Мария выбралась и тут же дотронулась до ещё мокрого, но быстро замерзающего снега. Солнце к этому моменту скрылось за горизонтом, лишь освещая всесильное Небо, изредка покрытое перистыми облаками: сразу с нескольких сторон задул ветер, и холод получил новый, ночной вид.

Мария огляделась: не было ни чумов, ни людей.

«Надо идти. — шепнула она себе. — Вперёд.

Работа завершилась вполне удачно: совместными усилиями добыто 76 тонн угля, то есть в среднем по 19 на сому. Камнями никого не побили, но во 2-ом секторе (учёт) командиров предупредили, что на следующий день должно быть не менее 80.

Гавриил в этот вечер получил возможность обдумать всё, не ощущая глухой и непрерывной боли в спине.

«Так, снова Сунь-Цзы. — подумал Гавриил. — «Поэтому, если я покажу противнику какую-либо форму, а сам этой формы иметь не буду, я сохраню цельность, а противник разделится на части». А у людей, которые постоянно работают нет формы, потому что у них нет дома, есть Родная Земля, у них нет политического объединения, есть общая идея Быть свободными. Отсутствие формы у Сунь-Цзы вовсе не означает, что её нет на самом деле — её нет для врага. Далее. «Противник не знает, где он будет сражаться. А раз он этого не знает, у него много мест, где он должен быть наготове. Если ж таких мест, где он должен быть наготове, много, тех, кто со мной сражается, мало», Собственно, в этом и заключается фактор разделения противника. Чумы присутствуют там, где мы подчиняемся им, где мы на них работаем. Но даже в таких местах они смотрят не в каждый угол и проход, следят не за всеми и подозревают не каждого. Это самая большая их слабость. Они думают, что, если победили один раз, значит побеждать во второй тех же самых не придётся, ведь они уже были побеждёнными. Этот фактор можно отлично реализовать через Тихомирова. Они не умеют долго терпеть — проверят его пару раз и оставят. А он знает, как скрывать свои чувства. Хорошо… Сунь-Цзы: «Поэтому, если знаешь место боя и день боя, можешь наступать и за тысячу чжан. Если же не знаешь места боя, не знаешь и дня боя, не сможешь левой стороной защитить правую, не сможешь правой стороной защитить левую…» Вот это, скорее всего, моё самое главное преимущество. Я устанавливаю место атаки и его время. А они атаковать не могут, они просто не знают кого. А когда поймут, то им уже придётся обороняться.

Гавриил подумал, что на этом пока можно закончить изучение главы «Полнота и Пустота». К этому моменту все, или почти все, должны были заснуть. Тот самый случай, когда можно поговорить с теми, кто имеет доступ на поверхность.

Тихомиров, в силу своего статуса, спал ближе к выходу, и рядом с Диктатором. Когда Гора похлопал по нему ладонью, оказалось, что Иван тоже ещё не спит.

«Не спиться, да, Вань?» — тихо спросил Гавриил.

«Работа собачья. Как тут заснуть?» — настолько резкие и критические слова вылетали из уст Тихомирова неадекватно спокойно, он, действительно, полностью контролировал свои эмоции, так что, если бы понадобилось, смог бы сказать «Чумы, звери гниющие, чтоб вы сдохли» с такой любовью, что никто, кто не говорит по-руссски, бы и нее понял, о чём вообще речь, и каково его отношение.

«Твоя работа нужна. От тебя многое зависит. Ты это знаешь», — утвердил Диктатор почти так же тепло, как это раньше сделал бы Командир.

Разведчик понимающе кивнул: единственное, что ему сейчас было нужно, так это эти слова.

Гавриил продолжил: «Завтра тебе придётся сделать кое-что для своего Народа. Ты должен выбросить из головы все мысли и сомнения и сделать то, что я скажу».

Вокруг было темно, но глаза Тихомирова твёрдо и сильно мерцали: он знал, что ему часто придётся делать циничные вещи, которые можно делать только тем, от чьих действий зависит судьба множества людей.

«Иван. Завтра ты поднимешься на поверхность, найдёшь чума такого высокого ранга, какого только сможешь и скажешь, что тебе и всем честно трудящимся людям грозит опасность: 336-ая сома готовится восстать».

Всё решено и обдумано, осталось только поспать.

Гавриил закрыл глаза и плавно погрузился в сон.

Краски преобладали ярко-жёлтые, как золото, отблескивающее на Солнце. Всё казалось небесным и лёгким, но это была земля. Длинные и протяжные зелёные луга. Трава по щиколотку. По не проносится игривый ветерок. Вокруг пахнет свежей природой и мечтаемым счастьем.

Из всех лугов виделся один, самый большой и красивый. С левой его стороны стоит молодой парень с почти бледной кожей, его лицо спокойно, а глаза счастливы. С правой стороны — ещё более молодая девушка, высокая и с длинными светлыми волосами, её лицо радуется, а глаза счастливы.

И они идут навстречу друг другу, и ничто им не мешает, и всё здесь создано только для них. Парню нравится ступать по свежей траве, слегка колющей его стопы; девушка любит Солнце, так ярко светящее на неё и оживляющее её красивые волосы. Они приближаются всё ближе и ближе. И весь Мир радуется этому: Мир создал их, чтобы они были вместе.

И вот они достигли друг друга. Две половинки обнялись и стали единым целым. Это Рафаил и Мария.

Гавриилу стало легко и тихо на душе. И он не замечал, что на других лугах стояли другие, соединяющиеся друг с другом половинки. Его не интересовали другие. Ему