Хансова мамаша-конвертщица прерывает мыслительное полеты своего сына, потому что ей хочется улучшить его умственные способности. Это ей не удается, потому что он прислушивается к одному только рок-н-роллу, смысл которого ему часто растолковывает друг его, Райнер. В данный момент перед Райнером стоит бокал кампари с содовой, и он объясняет принципы воздействия современной музыки, Ханс бы в это время с большим удовольствием подвергся бы воздействию этого самого принципа воздействия, чему Райнер своей пустопорожней болтовней только мешает. К тому же Райнер уже трепался, что лично знаком с одним музыкантом, но все это вранье. Он вообще ни одного музыканта не знает, а только так, выпендривается. Райнер всякий раз и на любую тему читает целые обзорные лекции, которые не интересуют ни одну свинью. И мать сейчас тоже разражается целой лекцией, чтобы расширить кругозор сына и привить ему дальновидность, только впустую все это. Сегодня, как и всегда, лекция по истории, что Ханс уже проходил и усвоил. Мать раскрывает какую-то книжку и читает безо всякого чувства и выражения: В пятницу, шестого октября 1950 года, шиллинг девальвировали по отношению к доллару — вместо четырнадцати шиллингов за доллар давали двадцать один шестьдесят, что якобы лишний раз доказало, что соглашение по тарифам заработной платы и динамике роста цен, заключенное в том же году, предусматривавшее будто бы полную компенсацию растущих цен, было явным жульничеством и обманом народа. (И что с того? Шиллинги нужны, чтобы кутнуть в кафе «Хавелка» или в Пикассо-баре.) Мамуля докладывает далее, что многие из профсоюзных функционеров от социал-демократии вышли из старой своей партии, которую они успели уже полюбить, потому что не могли вынести — в душе не могли — ее сближения с реакционной Народной партией в совместных действиях против борющихся рабочих. И если тебя, члена социалистической партии, секретарь профсоюза, тоже член социалистической партии, обзывает подонком, то из такой партии нужно выходить. И так далее, и тому подобное, продолжает нудить матушка, не отрываясь от своих конвертных трудов, будто ей за них хоть что-то платят, ведь так оно и есть. Однако ей это необходимо. Хотелось бы, конечно, заняться чем-нибудь поинтереснее, для чего она, однако, уже слишком стара. Ибо будущее принадлежит молодой рабочей силе, да и настоящее тоже. И в недавнем прошлом молодости тоже была предоставлена возможность, в первую очередь — возможность околевать. Никогда ее не обделяют вниманием, всегда она впереди. Если старое дело стало невыносимым, нужно начинать новое. Ханс находит невыносимой свою прежнюю жизнь и стремится начать новую. «Если невозможно дольше выдерживать ставший невыносимым брак, то нужно уйти», — размышляет Ханс, видевший это в одном американском кино, где тоже показывали семейные проблемы. Вообще-то ему больше нравится смотреть немецкие фильмы, не то чтобы он любил все отечественное, а потому просто, что они всеми этими проблемами на мозги не давят. У Джеймса Дина действие разворачивается так быстро, что часто за ним и не уследишь, не успел в одну проблему вникнуть, как уже новая появляется. Лучше уж один раз быстро и окончательно все разорвать, пусть будет больно, но поболит и перестанет, чем ужас без конца. Ханс думает об Анне, о ее дыре, о том, что старое должно уступать место новому, ведь лучшая жизнь уже стоит наготове и дожидается, в ином случае вполне можно оставаться при старых обстоятельствах, которые, однако, оставляешь ради чего-нибудь получше и поновее. Тут все дело в том, чтобы правильно выбрать момент, когда осуществить этот разрыв. Сердце подскажет, оно и без того все время подсказывает, чего тебе хочется. Хансово сердце громко произносит имя Софи и прыгает так, что приземляется в яме с песком для прыжков, преодолев четыре с лишним метра, браво! У Ханса трудности частного характера, у матери его — проблемы общественные, которые ему не интересны, потому что не приносят очевидных преимуществ и только время отнимают. Работа, к сожалению, тоже отнимает время, а именно то время, в течение которого ее делаешь, но зато хоть деньги несешь в дом; на эти деньги можно потом добраться и до настоящего качества, когда разовьешь в себе чутье на него. Ханс начинает яснее осознавать свои чувства к Софи, на что в кино часто уходит сперва уйма времени, а потом, ни с того, ни с сего, все начинает развиваться стремглав, обретая огромную пробивную силу.

Софи, она же Вера Чехова, она же Карин Бааль, — все они такие классные и крутые девчонки; на мокром асфальте городов они совершают преступления, крупные и помельче, и все ради какого-нибудь мужчины, идут, так сказать, неверной дорожкой. Но стоит Хансу сказать им: «Нет, вступи на иной путь, откажись от бесчестья!» — и они тут же признают его правоту, а назавтра уходят вместе с ним и начинают жизнь заново, тратя ее на кое-что получше, чем нарушение закона. Это Ханс наставил их на путь истинный, потому что он их любит. Отважный сотрудник отдела социального призрения помогает ему в этом, хотя в данном случае помощь Хансу и не потребуется, силы воли у него на нескольких хватит. Порою то тут, то там кого-нибудь убивают, и он мертвый лежит на мостовой. Нельзя доводить до того, чтобы хватались за огнестрельное оружие, на путь исправления нужно вступать заблаговременно. Преступление вовсе не обязательно должно быть составной частью счастья и удачной карьеры, напротив, оно полностью исключает и то и другое. Для того чтобы сделать карьеру, нужно стать достойным доверия, этот первый шаг Ханс уже сделал, потому что Софи ему доверяет. И немедленно, сию же минуту последует второй. Иногда Райнер хвастается пистолетом, который, как он говорит, принадлежит его отцу, но который ему разрешено брать, когда захочется, опять врет и задается, что неудивительно, уж Хансу ли этого Райнера не знать. Хотя иногда отец разрешает ему вести машину, даже без прав, что опять же правда, Ханс сам видел. Другое дело, что это может плохо кончиться, а именно — Райнер может погибнуть, может ранить себя, может оказаться под судом.

Карин Бааль стремглав вбегает в луч света от автомобильных фар. Ханс стремглав гонится за Софи, настигает ее, сбивает с ног и растолковывает ей, что именно честная жизнь — самая долгая, равно как и самая надежная. Она ему без колебаний верит. Плащ Веры Чеховой элегантен, он из переливающейся материи; пожалуй, при случае в таком вот плаще и мужчине показаться можно.

Мать просит Ханса принести ей с плиты суп, который она себе разогревала. Она уложила на подушку больную ногу. Вокруг нее ворох бумаг: во вторник, двадцать шестого сентября 1950 года, почти 200 предприятий в Вене начинают забастовку, 8000 демонстрантов продвигаются к оцепленной полицией Бальхаусплатц и проводят манифестацию перед резиденцией федерального канцлера.

Среда, семнадцатое сентября: в Вене, Линце, Штайре и других промышленных центрах, прежде всего в Винер-Нойштадте и Санкт-Пельтене, проводятся мощные акции протеста и митинги. Забастовочное движение достигает своей высшей точки.

Ханс идет за супом, тайком отправляет в тарелку смачный плевок, тщательно перемешивает и отдает матери, как будто он и вовсе туда не плевал.

Суббота, тридцатое сентября 1950 года: в монтажном цехе Флоридсдорфского локомотивного завода созвана всеавстрийская конференция представителей заводских рабочих комитетов. Она насчитывает 2417 участников, не менее 90 % из них — председатели комитетов. Выдвигаются следующие требования: первое — отмена повышения цен, второе — отмена девальвации шиллинга. Правительство отвечает призывом защитить свободу, угрозу которой несут безрассудные действия рабочих представителей; оно не позволит запугать себя, не пойдет на поводу у насильников, которыми являются коммунисты. Необходимо разрушить противозаконно возведенные на улицах баррикады и изгнать самонадеянных наглецов, захвативших промышленные предприятия, ибо эта забастовка подрывает самые основы будущности рабочего класса, а именно — всеобщее благосостояние, наиболее лакомый кусок которого, как широко известно, достается самим рабочим, несмотря на то что, говоря по сути, те его даже не заслужили. Мать проговаривает еще несколько текстов в том же духе.