– На это уйдет время. Выпьете еще кофе? С чем-нибудь сладким? У меня есть лимонный бисквит.

Ходжес соглашается на оба предложения.

9

– Олли.

Джейни произносит это слово и надолго замолкает: Ходжес успевает сделать несколько глотков кофе и съесть ломтик бисквита. Потом она вновь поворачивается к окну и яхтам, кладет ногу на ногу и говорит, не глядя на него:

– Вы когда-нибудь любили человека, пусть он вам и не нравился?

Ходжес думает о Коринн и бурных восемнадцати месяцах, которые предшествовали окончательному разрыву.

– Да.

– Тогда вы поймете. Олли была моей большой сестрой, на восемь лет старше меня. Я любила ее, но когда она уехала в колледж, чувствовала себя самой счастливой девочкой Америки. Однако три месяца спустя она бросила учебу и вернулась домой, и я превратилась в уставшую девочку, которой после короткой передышки предстояло поднять большой мешок кирпичей и тащить дальше. Ничего плохого она мне не делала, никогда не обзывала, не дергала за косички, не дразнила, увидев, как в первом классе старшей школы я возвращалась домой, держась за руки с Марки Салливаном, но когда она находилась дома, возникал «желтый» уровень угрозы. Вы понимаете, о чем я?

Ходжес может только догадываться, но кивает.

– Еда вызывала у нее расстройство желудка. Нервничая, она покрывалась сыпью. Собеседования с потенциальными работодателями повергали ее в ступор, но в конце концов она нашла место секретаря. Олли обладала всеми необходимыми навыками и была очень красивой. Вы это знали?

Ходжес бурчит что-то невразумительное. Если бы от него потребовали честного ответа, он бы сказал: могу поверить, потому что вижу вас.

– Однажды она согласилась взять меня на концерт. Выступала группа «Ю-ту», и мне безумно хотелось их увидеть. Олли они тоже нравились, но прямо перед концертом у нее началась рвота. И такая сильная, что родители повезли ее в больницу, а я осталась у телевизора, вместо того чтобы прыгать и кричать под пение Боно. Олли клялась, что причиной стало пищевое отравление, но мы все ели одно и то же, и никто не заболел. Стресс – вот что послужило причиной. Чистый стресс. Плюс ипохондрия. Для моей сестры любая головная боль становилась симптомом опухоли мозга, а каждый прыщик – свидетельством рака кожи. Однажды она подцепила конъюнктивит и неделю не сомневалась в том, что ослепнет. Ее месячные превращались в драму вселенского масштаба. Она укладывалась в постель и не вставала, пока все не приходило в норму.

– Но при этом продолжала работать?

Ответ Джейни сух, как Долина Смерти:

– Месячные у Олли длились ровно сорок восемь часов и всегда приходились на выходные. Фантастика.

– Да уж. – Других слов у Ходжеса не находится.

Джейни кончиками пальцев вертит листки письма на кофейном столике, потом вскидывает светло-синие глаза на Ходжеса.

– Он тут написал о навязчивых движениях. Вы заметили?

– Да. – Ходжес заметил в этом письме многое, но прежде всего обратил внимание на то, сколь радикально оно отличалось от присланного ему.

– У моей сестры их тоже хватало. Какие-то скорее всего не укрылись и от вас.

Ходжес сдвигает узел галстука сначала в одну сторону, потом – в другую.

Джейни улыбается:

– Да. Это одно. Но не единственное. Похлопать по выключателю, чтобы убедиться, что свет погашен. После завтрака вытащить из розетки вилку тостера. Она всегда говорила: «Хлеб с маслом», – прежде чем выйти из дома. Считается, что эти слова помогают вспомнить забытое. Я помню, как однажды она повезла меня в школу, потому что я опоздала на автобус. Мама с папой уже уехали на работу. На полпути она решила, что оставила включенной духовку. Нам пришлось вернуться, чтобы проверить. Потому что ехать дальше она просто не могла. Конечно же, духовка оказалась выключена. Я попала в школу только ко второму уроку и получила первое и единственное свое замечание. Просто рвала и метала. Я часто злилась на нее, однако я ее и любила. Мама, папа, мы все ее любили. Жили дружно. Но я считала ее тупой.

– Слишком нервничала, чтобы выйти в свет, однако при этом не только вышла замуж, но и нашла себе богатого мужа.

– Если на то пошло, она вышла замуж за лысеющего клерка инвестиционной компании, в которой работала. Кента Трелони. Настоящего ботаника… в хорошем смысле слова. Кент был отличным парнем… несмотря на его любовь к видеоиграм. Он начал инвестировать в компании, которые эти игры производили, и инвестиции приносили доход. Моя мать говорила, что у него волшебная рука, мой отец считал, что ему чудовищно везло, но, разумеется, все это к делу не относилось. Он разбирался в инвестициях, только и всего, а если чего-то не знал, докапывался до сути. В конце семидесятых, поженившись, они были просто богатыми. А потом Кент наткнулся на «Майкрософт».

Тут Джейни откидывает голову и весело смеется. Ходжес от неожиданности вздрагивает.

– Извините. Просто подумала о чисто американской иронии в этой ситуации. Я была красивой, полностью адаптированной, общительной. Множество подруг, друзей, телефонных звонков, свиданий. Если бы когда-нибудь участвовала в конкурсах красоты, которые, если хотите знать – хотя скорее всего не хотите, – я называю кабаре-шоу для мужчин, то могла бы выиграть титул Мисс Идеал за походку. Когда училась в выпускном классе Католической средней школы, отвечала за адаптацию новичков и отлично справлялась с этой работой, если можно такое говорить про себя. Стольким успокоила нервы. Моя сестра тоже была красивой, но при этом неврастеничной. Обсессивно-компульсивной. Участвуй она в конкурсе красоты, заблевала бы весь купальник.

Джейни снова смеется. По ее щеке скатывается слеза. Она рассеянно вытирает ее ладонью.

– В этом вся ирония. Мисс Идеал вышла замуж за болвана-кокаинщика, а мисс Невроз оторвала себе хорошего парня, зарабатывающего деньги и не помышляющего о том, чтобы сходить на сторону. Понимаете?

– Да, – кивает Ходжес. – Понимаю.

– Оливия Уэртон и Кент Трелони. Шансов на успех было не больше, чем у недоношенного шестимесячного младенца, – шансов на выживание. Кент продолжал приглашать ее на свидания, а она – ему отказывать. Наконец согласилась пообедать с ним – только для того, сказала она, чтобы он ее больше не доставал, – но когда они подъехали к ресторану, оцепенела. Не смогла выйти из машины. Дрожала, как лист на ветру. Некоторые отступились бы, но не Кент. Он повез ее в «Макавто», взял два эконом-обеда. Они поели на автомобильной стоянке. Наверное, потом они часто туда заезжали. Она ходила с ним в кино, но всегда садилась на кресло у прохода. Говорила, что в середине ряда ей не хватает воздуха.

– Дама со множеством закидонов.

– Мои родители долгие годы убеждали ее пойти к мозгоправу. Им это не удалось в отличие от Кента. Мозгоправ посадил ее на таблетки, и она стала лучше. Но одна из фирменных панических атак случилась с ней в день свадьбы – мне пришлось держать ее фату, пока она блевала в церковном туалете. Правда, потом все пошло как по маслу. – Джейни задумчиво улыбается и добавляет: – В подвенечном платье она выглядела прекрасно.