– Словно всего-то и нужно было, что перехитрить мозг, отвлечь его. Тогда мой логопед включил музыку в наши занятия, и дела пошли на лад. Заикание возвращается, только когда я очень волнуюсь. Например, когда сижу в машине у девушки неподалеку от своего дома. – Он косится на меня из-под густых ресниц. – Но я обманываю мозг при помощи одного трюка.

Он опускает взгляд на свои руки, и я следую его примеру и вижу, что он крепко прижал указательный и большой палец друг к другу и теребит ими шов джинсов.

– Этого никто не замечает, но, когда я отвечаю на уроках, я всегда незаметно играю под партой на невидимой гитаре.

– Эй-Джей… – начинаю я, но не знаю, что сказать дальше. У меня нет слов.

Он тянется к заднему сиденью и достает свой рюкзак.

– Не заглянешь в гости?

Впервые поднимаю глаза на дом, скрытый среди деревьев. Совсем маленький, одноэтажный, он напоминает домики, которые строились в Северной Калифорнии еще в сороковых годах прошлого века. В округе немало похожих домов, но многие из них перестроены, отреставрированы, а некоторые вообще снесены. Эту же постройку, как кажется, никто не ремонтировал и не переделывал.

– А ты сам этого хочешь?

– Ага. – Он открывает дверь машины и смотрит на меня, широко улыбаясь. Боже, как же мне нравится, когда он так делает.

– Ну не знаю… – с улыбкой говорю я. – Но ведь это будет значить, что мы становимся друзьями?

– Возможно, так оно и есть, – негромко произносит он.

В доме у Эй-Джея уютно и нарядно, но ремонта здесь, как и снаружи, давно не было. На полу лежит ворсистый темно-коричневый ковер, а при взгляде на обои я даже боюсь предположить, как давно их поклеили. Но мебель довольно симпатичная, и, хотя здесь царит мешанина из разных стилей, она смотрится довольно выигрышно. Очень милое место.

Эй-Джей кладет ключи на столик у двери, а рюкзак роняет на пол.

– Твоя мама дома? – спрашиваю я.

– На работе. Придет около шести. – Он указывает на дверь, которая, судя по всему, ведет на кухню, и спрашивает: – Не хочешь перекусить или выпить чего-нибудь?

Качаю головой и кладу ключи от машины рядом с его ключами.

– Дома кто-нибудь есть?

Эй-Джей всматривается в коридор.

– Разве что Кайл, мой брат, но очень в этом сомневаюсь. Он заядлый футболист и редко бывает дома.

Ну конечно. И как я сразу не догадалась?

– Так Кайл твой брат?

Кайл Олсен был первым за многие годы девятиклассником, попавшим в школьную футбольную команду. Играет он бесподобно. А еще он очень симпатичный. Он младше нас, поэтому Оливия, начав с ним встречаться в прошлом году после одной из вечеринок, сильно переживала, что подумают окружающие, но на следующий день мы собрались за ужином, выписали на салфетке все его плюсы и пришли к единогласному выводу, что среди девятиклассников парня достойнее не найти. Заручившись коллективным одобрением «Безумной восьмерки», Оливия ринулась в бой. Но ее ждало огромное разочарование: после вечеринки Кайл не стремился к частым встречам и отвечал на потоки ее сообщений очень сухо.

Эй-Джей заходит в гостиную, я иду за ним. Стены увешаны фотографиями в рамках, на которых запечатлены они оба, но Кайл заметно выделяется – снимков, на которых он играет в футбол, гораздо больше, чем официозных школьных фотографий Эй-Джея. Замечаю фотографию, на которой братья запечатлены вместе с мамой. Интересно, что случилось с отцом, но задать этот вопрос я не решаюсь. Возможно, они просто развелись. Папа Кейтлин умер, когда она была в третьем классе, но его фотографии развешаны по всему их дому.

– Если тебе интересно, то да, мне прекрасно известно, что мой младший братец куда симпатичнее и круче меня, – сообщает Эй-Джей и многозначительно показывает на очередной снимок брата. Он улыбается, и на щеке снова появляется ямочка. Перевожу взгляд на фотографию Кайла. У него такой ямочки нет. – Возможно, однажды мне даже понадобится психотерапия!

Стараюсь не принимать этот комментарий чересчур близко к сердцу.

– И что же тут плохого? Как знать, может, тебе понравится выкладывать кругленькую сумму за то, чтобы твои проблемы выслушивали и обсуждали!

– Я разве говорил, что это плохо?

Закатываю глаза.

– Да и потом, очень сомневаюсь, что тебе понадобится психотерапевт. Ты, по-моему, неплохо приспособился.

Он подходит ближе и склоняется ко мне, будто хочет поделиться какой-то тайной, и эта внезапная близость застает меня врасплох. Так он кажется еще выше. Ему очень идет эта рубашка. А еще от него приятно пахнет каким-то мужским дезодорантом.

– У всех есть проблемы, – подмечает он.

– В самом деле?

– Само собой. Просто некоторые умеют хорошо это скрывать. – Его слова напоминают мне стихотворение Эбигейл про притворство.

Он по-прежнему стоит совсем близко, чуть ли не касаясь меня, и я вдруг чувствую неудержимое желание поделиться с ним своей «проблемой». Если б я сейчас, у него в гостиной, поведала ему о Психо-Сью, о моем ОКР, о бессоннице, о невозможности привыкнуть ко всему этому, о том, как за долгие годы я успела превратиться в достойную «Оскара» актрису, такую талантливую, что можно подумать, будто я сама верю в собственную нормальность, – понял бы он меня? Думаю, да.

Открываю рот, и с губ срывается единственное слово: «Я…» Такое чувство, будто тело готово высказать все, хотя мозг делает недвусмысленные намеки на то, что лучше промолчать.

– Можно мне стакан воды? – спрашиваю я.

Трусиха.

Он поднимает брови. Если он начнет меня расспрашивать, я все ему расскажу. Слова уже найдены. Нужно только меня подтолкнуть, позволить их выпустить. Но Эй-Джей говорит только: «Да, конечно», – и уходит, разрывая нашу незримую связь.

Смотрю ему вслед, и как только он исчезает из виду, выдыхаю, крепко зажмуриваюсь и трижды впиваюсь ногтями в шею сзади. Он только что честно рассказал о своем заикании, и это наверняка далось ему нелегко. Значит, и я должна ему рассказать о себе. Он поймет. Уверена, поймет.

Из соседней комнаты доносится шум воды, а когда он вдруг стихает, я воспринимаю это как знак, что пора собраться. Открываю глаза и убираю пальцы от шеи, пока Эй-Джей не вернулся.

– Вот, держи, – говорит он и протягивает мне стакан.

– Спасибо. – Губы у него пухлые и на вид очень мягкие и нежные. Ловлю себя на мысли, каково это – их целовать.

– Пойдем со мной, – зовет он, и мы идем по коридору, мимо двух других комнат, и приходим к нему в спальню. Он закрывает за нами дверь.

Мне не раз доводилось бывать в мальчишеских спальнях – чаще всего это случалось на вечеринках, но, войдя в спальню Эй-Джея, я испытываю совершенно иные чувства – как будто делаю что-то постыдное. Самые серьезные отношения у меня были с Куртом, но его мама строго-настрого запрещала водить девушек дальше кухни. Однажды мы все-таки проскользнули к нему в спальню. Но даже тогда я не чувствовала ничего подобного.