– Надя, что это значит?

– Ненавижу! – прохрипела Надежда и, теряя сознание, стала падать на Василия Верленовича.

Тот взвизгнул, как заяц, и проворно отскочил в сторону. Надежду подхватил хозяин пансионата, который появился, как всегда, вовремя. Он не дал ей упасть и даже легонько стукнул по щеке, чтобы вывести из обморока. Таким образом, по лестнице Надежда шла почти сама, только ноги были какието ватные.

Надо отдать Галке должное: когда она поняла, что с Надеждой плохо, она мигом позабыла про испорченную куртку. Она помогла ей раздеться и уложила в кровать. В номере суетилось множество народу, предлагали вызвать «Скорую помощь», просто врача, чтобы сделал укол, просто дать успокоительное. Надежда от всего отмахивалась.

В конце концов Галка вытолкала всех из номера, взяв только из рук горничной чашку чая.

Надежда выпила горячий чай, заев его тремя кусками сахара, и обрела наконец способность говорить.

– Черт знает что! – сказала Галка, выслушав подругу. – Это же черт знает что! Слушай, ты не считаешь, что нам нужна помощь? Ну я, положим, завтра же съеду из этого пансионата в клинику. Пускай там дорого, зато спокойно! Но ты-то что станешь делать? Может, позвонишь мужу? Может, тебе нужен адвокат? Этот мент не имеет права тебя здесь держать! Немедленно звони Саше!

– Исключено, – заявила Надежда, – если Саша узнает про весь этот криминал, мне же еще и попадет. Нет уж, я не собираюсь бежать отсюда побежденной. Я буду бороться! Очень уж они все меня разозлили! Ладно, давай обсудим все завтра, я спать хочу!

Надежда закрылась с головой одеялом и крепко уснула до утра.

– Правильно мне мама говорила! – выкрикнула Карина в спину мужа. – А я, дура, ее не послушала! Связалась с тобой, козлом, и что я с этого имею? Дырку от бублика! Отдала тебе лучшие годы и осталась у сломанной стиральной машины! Какие люди за мной ухаживали! Какие мужчины! Гиви Могулия, Славик Панасюк, Леня Крутолобов… У Лени сейчас свой хозяйственный магазин, у Гиви – автосервис, а Славик – тот вообще уголовный авторитет… – в голосе жены прозвучало неподдельное восхищение. – А ты, козел безрогий, только и знаешь свой мотоцикл… Стиральную машину починить не можешь! Была ли у меня хоть одна морщинка, когда я за тебя выходила?

«Ну, по новой пошла!» – тоскливо подумал Митя Канарейкин, но вслух ничего не сказал.

За десять лет семейной жизни он выработал главное правило – не отвечать жене на ее провокационные замечания и ни в коем случае ни с чем не соглашаться. Даже если Карина спрашивала совершенно очевидные, несомненные вещи, например «Это твое полотенце?» – лучше промолчать, потому что стоит хоть что-то подтвердить, как жена ухватится за это согласие и сделает из него какие-то свои собственные, далеко идущие выводы.

Например, стоило ему согласиться, что полотенце действительно его, как тут же следовал грозный вопрос: «А почему тогда на нем длинные черные волосы?»

Поэтому в случае назревающего скандала – к примеру, такого, как сегодня, – Митя Канарейкин предпочитал не вслушиваться в ее беспочвенные обвинения, а молча исчезнуть из дома и отправиться к приятелям, в просторный гараж на краю города, где почти каждый вечер собирались «Ангелы ада».

Там его понимали. Там можно было забыть о визгливом Каринкином голосе и погрузиться в настоящий мужской мир – мир мощных моторов, скрипучей кожи, серьезных, значительных разговоров, а самое главное – в мир скорости, бьющего в лицо ветра и убегающей под колеса байка ночной дороги…

Надо признать, что сегодня повод для скандала у Карины был: она уже неделю назад просила мужа починить стиральную машину, но у Мити, конечно, находились более важные и неотложные дела. Однако это еще не значит, что нужно бесконечно компостировать мужу мозги своими бабскими проблемами…

А Карина действительно оседлала своего любимого конька:

– Был ли у меня хоть один седой волос? Я была натуральной блондинкой солнечного оттенка! А теперь мне приходится каждый месяц краситься, и то на хорошую краску денег вечно не хватает! Ты не можешь на нее заработать, а если где и раздобудешь копейку – тратишь ее на свой поганый мотоцикл, а мне приходится пользоваться смесью «Оптимистка», а от этой оптимистки скоро последние волосы вылезут!

«Чтоб ты совсем облысела!» – мстительно подумал Митя, натянул скрипучую кожаную куртку с размашистой надписью «Ангелы ада» и зашагал к двери.

– Козел безрогий! – бросила Карина в его широкую, затянутую черной кожей спину.

Митя удовлетворенно отметил про себя, что хоть и козел, но все же безрогий, и захлопнул за собой дверь.

Через полчаса он уже подошел к двери гаража.

Здесь его ждал неприятный сюрприз: дверь эта была закрыта на большой висячий замок.

Сделав серьезное интеллектуальное усилие, Канарейкин сообразил, что сегодня не вторник, когда обычно встречались «Ангелы», а совершенная среда. Однако возвращаться домой не было ни малейшего желания. Ключ от гаража у Мити был, и он решил: раз уж не выйдет пообщаться с друзьями, пообщаться хотя бы со своим железным конем. Мотоцикл – это тоже друг, больше того, это самый лучший друг настоящего мужчины: молчаливый, преданный, надежный.

Митя достал ключ из кармана куртки, открыл замок и вошел в гараж.

Здесь было тихо, темно и замечательно пахло – смазкой, машинным маслом, бензином и металлом. Настоящие мужские запахи.

Митя не стал включать верхний свет. Он в полутьме прошагал к тому боксу, где держал своего железного коня, и включил лампочку под потолком бокса.

Мотоцикл у него был не самый лучший.

Конечно, при его более чем скромных доходах нечего было и мечтать о великолепном, сверкающем хромом и никелем тысячекубовом «Харлей-Дэвидсоне». Даже новенькая «Ямаха» была Мите не по карману. Но он любил свой байк – «Судзуки» девяносто восьмого года, мотор шестьсот кубиков, красное кожаное седло, девяносто лошадиных сил, максимальная скорость сто восемьдесят километров в час…

Правда, ему еще ни разу не удалось выжать из своего байка эти сто восемьдесят, раздолбанные козодоевские дороги этого не позволяли, но до ста пятидесяти он пару раз разогнался…

Митя погладил руль своего любимца и мечтательно улыбнулся.

Сейчас он выведет его на дорогу и промчится по ночному городу наперегонки с ветром, грохоча мотором и пугая бродячих собак и сонных обывателей…

Вдруг дверь гаража едва слышно скрипнула.

– Кто там? – окликнул Митя, вглядываясь в темноту.

Никто не отозвался, но возле входа осторожно скользнула какая-то неясная тень.

В гараже было темно, включенная в Митином боксе лампочка не разгоняла этот мрак, а делала его еще гуще и непроницаемее.

– Ты, что ли, Серый? – спросил Канарейкин чуть тише.

Неизвестный не откликался.

– Юрка?! – позвал Митя, – Костоломов?