Капитолина Ивановна все равно рыдала. И растерянно спрашивала, обводя глазами свои богатства:

– А кому все это? Если это никому не нужно?

– Разберемся! – утешил ее мудрый сын.

Капитолина Ивановна, как говорилось выше, была женщиной неглупой. Поплакала пару ночей и успокоилась. «Здоровье дороже», – здраво рассудила она.

К невестке с подарками больше не лезла. Только когда увидела кольцо с кашмирским сапфиром, подаренное на свадьбу, небрежно валяющееся в мыльнице, полной раскисшего мыла, опять расплакалась. Правда, украдкой. Сына решила не расстраивать. Кольцо тихо помыла и положила в тумбочку в спальне. Чтобы не потерялось.

Дина делала огромные успехи. Ее труды печатали в зарубежных журналах, и к сорока годам она стала профессором. Лучшие университеты мира приглашали ее читать лекции. Ее имя было внесено в энциклопедию «Гениальные женщины двадцатого века».

С Суренчиком они жили очень дружно. Хотя он был просто способный, а она гениальная, это никак не мешало их счастью. Все Диной очень гордились. В том числе и Капитолина Ивановна. Не беда, что Дина была растеряхой, неумехой и не умела варить щи. Щи варила домработница. Каждому свое.

Да, кстати, Дина еще успела родить дочку. Без отрыва от производства. Внучкой занималась Капитолина Ивановна. С огромным, надо сказать, удовольствием.

Внучка Карина с малых лет обожала красивые платьица и туфельки. Просила бабушку сделать ей «нарядную прическу». В четырнадцать лет умело красила глаза и делала маникюр. Тогда же и проколола уши. Бабушка с удовольствием вставила в них бриллиантовые сережки. В шестнадцать Карина надула хорошенькие губки и попросила норковый жакетик.

Капитолина Ивановна от счастья разрыдалась. Вот теперь она отрывалась по полной! И перестала беспокоиться, кому достанется весь антиквариат и все драгоценности. Все уже и так было понятно. В общем, сердце Капитолины Ивановны обрело утешение и успокоение.

А учиться Карина не любила. Совсем. Что поделаешь, каждому – свое!

Ура! Мой отпуск подходит к концу! Следующий кандидат на пытку – Даниил Павлович! Перо тебе, сынок, и попутного ветра! А я тороплюсь уехать с дачи. Кидаю вещи в сумку – скорее в Москву! Скорее на работу! Никогда я так туда не рвалась!

С удовольствием еду в машине, напеваю. С удовольствием хожу по запущенной квартире и опять напеваю. Муж смотрит на меня с жалостью – все понимает. Мне совершенно не в тягость убрать квартиру, перестирать и перегладить кучу белья и сварить обед. Потом я беру телефонную трубку и удаляюсь в спальню. Позвонить надо маме, Соньке, Танюшке и Лалке. Все обсудить. Через два часа начинает болеть голова и заплетается язык.

Но все же мне становится легче. Нарыв прорвался. Я засыпаю.

На работе меня встречают с радостными воплями. Вопят Сашка и Алена. Лидочка тихо и нежно поскуливает. Ванесса яростно чмокает меня в обе щеки. Все ждут впечатлений. Я выкладываю всю правду. Без прикрас. Врать неохота. Все охают и сочувствуют. Сашка, конечно, орет, что «эту гадину надо гнать поганой метлой». Ее все горячо и шумно поддерживают.

Потом рассказывают свои новости. Алена съездила домой, на Сахалин. Там встретилась со своей первой любовью. Что-то меж ними проскочило, и Аленка часами сидит в скайпе. Муж и свекровь ее, по-моему, уже не очень и волнуют.

Лидочкин муж попал в больницу с аппендицитом. Как все мужики, перенес это крайне трагично. Просил Лидочку не уходить домой и оставаться в палате на ночь. Целовал ей руки и объяснялся в любви. И еще просил прощения. За что – умная Лидочка уточнять не стала. Но настроение у нее было, как мне показалось, отличное.

Сашка орала на свою Феклу и требовала на ужин котлет из трех сортов мяса. Наголодалась с рыжей Матильдой, бедолага. А несчастная Фекла отдувалась за Матильдины суши и пиццы.

Ванесса находилась в каком-то непонятном настроении. В состоянии крайней задумчивости и какой-то растерянности, не очень ей свойственной. Мы переглядывались и пожимали плечами. Вопросов не задавали. Ванесса человек откровенный. Захочет – расскажет сама. Что лезть человеку в душу.

После работы я с радостью бежала домой. И еще – с ужасом ждала выходных. Данька ныл, чтобы мы приехали. Я скучала по Илюше. Несомненно. Но ехать на дачу не хотела. Режьте меня на части! Придумала неотложные дела. Сыночек расстроился. Ничего, переживет. Пусть получит свою Нюсю в полном объеме!

Про то, как они там питаются, я не спрашиваю. Не хочу себя травмировать. Не помрут, в конце концов. Взрослые люди.

Злая я. Не отрицаю. Да, недобрая. Но у меня есть на это все основания. Или нет?

Зоя, между прочим, к дочке и внуку не торопится. У нее посадки, прополка, окучивание и сбор колорадских жуков. Далее – сбор урожая и заготовки. Триста баллонов консервов. Мы помним.

У моей приятельницы Милки была сказочная свекровь. Свекровь-подружка. Мы ее звали по имени, Верунчик. Она не обижалась и даже наоборот – была счастлива. Верунчик обожала сидеть с нами на кухне, пить кофе и бесконечно курить. У нее был единственный сын Валик и муж Вадим Петрович. «Мужчина на все времена», – так говорила Верунчик. Верунчик была высокая, поджарая и спортивная – с виду. На самом деле больше всего на свете она обожала возлежать на диване с телефонной трубкой, чашкой кофе и сигаретой. Муж, который «на все времена», занимался научной работой в космической области и прилично зарабатывал. Верунчик ни в чем не нуждалась. Работала в полноги в какой-то невнятной организации. Ходила на работу, чтобы пообщаться с тетками. Больше всего на свете Верунчик любила байки про любовников и любовниц. У нее самой в жизни была пара непримечательных любовных историй, которые, кажется, ее не сильно удовлетворяли. Ей хотелось нечеловеческих, на разрыв, страстей. Слушала она жадно, перебивая и комментируя. Сначала мы стеснялись с ней делиться, да и опыт у нас, прямо скажем, был небогатый. Но ей было этого мало. Она убеждала нас, молодых и глупых, что жизнь надо проживать ярко. Бросаться в омут с головой. Не бояться приключений. Короче, заводить повсеместно интрижки и иметь любовников – постоянных и временных.

Я человек осторожный, в словах Верунчика искала подвох. Умоляла Милку за демаркационную линию не перешагивать. Свекровь – она и в Африке свекровь. Но наивная Милка расслабилась. Завела на работе вполне невинную интрижку и поделилась с Верунчиком. Та – ахала и охала. Искренне радовалась и ждала ежедневных Милкиных докладов по телефону. Та докладывала исправно. Когда дело зашло довольно далеко, Верунчик предложила Милке поехать с полюбовником в отпуск. И объявила, что «ради святого дела» готова сидеть с внуком Шуриком на даче.

Идиотка Милка на это дело купилась. Взяла путевки в пансионат в Хосту. Заняла денег и накупила летних тряпок и купальников. Считала дни до отъезда. Верунчик умоляла писать из Хосты подробные письма. Милка нервничала и смущалась.

В Хосте ее ожидало сплошное разочарование. Пансионат оказался убогим, еда – несъедобной. Погода словно решила усилить впечатление, и две недели шли непрерывные дожди. Милкин любовник оказался жутким жлобом и жалел денег на кофе и мороженое. Еще он начал скучать по жене и по детям и каждый вечер бегал на почту звонить семье. Милка плакала и мечтала вернуться в Москву. Но поменять в сезон билеты оказалось невозможно. Так они и сидели в номере и тихо ненавидели друг друга. Милка удивлялась, как она, имея такого приличного и славного мужа Валика, могла запасть на это жадное и неряшливое убожество! Потом она сообразила, что все это – дело рук Верунчика. Она ее сподвигла на эти дурацкие отношения и отправила в Хосту. И Милка Верунчика возненавидела. Со всей силой измученной дурацкой ситуацией души.