Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фланнери ткнул пальцем:
— Перейдешь этот мост. На той стороне есть стоянка такси. Или можешь поехать домой на метро. А теперь давай ключи и документы.
Водитель протянул руку, чтобы выключить зажигание, но остановился:
— А откуда мне знать…
Фланнери покачал головой:
— Ниоткуда. Придется поверить мне на слово, что этим все и закончится. Как только ты выйдешь из машины, тут всему и конец. Счастливчик.
— Но я даже не знаю, кто вы такой. Я вашего имени не знаю. — Голос водителя прозвучал тоскливо, ни дать ни взять скорбящая душа в поисках утешения.
Фланнери поднял голову и некоторое время сидел, глядя в потолок машины. Он раздумывал, не признаться ли этому дураку, кто он такой на самом деле, а потом подтвердить свои слова делом. Вот было бы здорово! Но этим многого не добьешься. Точнее, не добьешься того, к чему Фланнери стремился: длительного состояния неотвязной тоски.
— Любишь поговорки? — Он задал вопрос, по-прежнему глядя в потолок. Но краем глаза видел, как подозрительно уставился на него водитель, точно ожидая нового подвоха.
— Поговорки? Понятия не имею. А при чем они здесь?
Голос его выдал; запальчивый, нетерпеливый тон сразу сказал Фланнери, с кем он имеет дело. Это был голос испорченного ребенка, который садится людям на голову, когда может; поверхностный эгоист, которому часто везло и который привык принимать это везение за следствие собственного таланта и необыкновенной проницательности. Который твердо верил в то, что его интересы важнее интересов других людей. Но сейчас в нем сохранили твердость лишь несколько монет в карманах его штанов.
— Послушай-ка вот эту — очень подходящая: «Если набрал полный рот слишком горячего супа, что дальше ни делай, все пойдет вкось». Великолепно, правда? — И Фланнери просиял, точно ребенок, увидевший начало любимой телепрограммы.
Водитель молчал. Его глаза были пусты.
Не важно. Фланнери спешил на свидание к Лени; хватит тут возиться. Сунув руку себе под зад, он извлек оттуда бумажник и мобильный телефон водителя. Тот протянул за ними руку.
— Нет. Не сейчас. — Фланнери поднес телефон к носу и начал набирать на нем цифры.
— Что вы делаете?
— Звоню в полицию. Знаете, как они повеселятся? Вы проехали на красный свет, сбили пешехода на переходе, а потом скрылись с места преступления — вашего преступления — вместе с жертвой. Сейчас я скажу им, где мы, и пусть едут нас забирать. МНЕ БОЛЬНО! МНЕ НУЖНО В БОЛЬНИЦУ! МНЕ БОЛЬНО!
Когда Фланнери кончил вопить, настало потрясенное молчание. Телефон был достаточно близко от водителя, и он услышал, как на том конце кто-то ответил:
— Polizei.
Выхватив у Фланнери телефон и судорожно шаря но кнопкам, он кое-как его выключил.
— Дайте мне мой бумажник.
Получив его, он вытащил из внутреннего отделения прозрачный пакет. В нем были все необходимые бумаги на машину. Ему хотелось задавать вопросы. Ему нужны были заверения в том, что весь этот ужас не выйдет за пределы сегодняшнего дня, этой минуты. Ему так много было нужно, но он знал, что не получит ничего, потому что… Когда он в последний раз решил проехать на красный, то набрал полный рот слишком горячего супа. Он сам во всем виноват. Так какой у него может быть выбор? Теперь он понял, зачем этот бугай вспомнил ту пословицу — потому что она тут как раз к месту.
Он отдал ключи от машины и бумаги. Фланнери взял не глядя.
— А теперь мне просто уходить?
— Открывай дверь и иди. С'est tout.[15]
Водитель нажал на ручку, та щелкнула, и дверца с его стороны приоткрылась. Машина стоила без малого сто тысяч евро. Он купил ее шесть дней назад. Уличный шум ворвался в салон. Он поглядел в окно. На улице было ясно и солнечно. Восхитительная струя свежего ветра проникла сквозь щель и лизнула его в лицо. Он почти на вкус чувствовал ее свежесть. Мимо легко и привольно текла зеленовато-коричневая вода в Дунайском канале. Больше всего на свете ему захотелось оказаться там, снаружи, подальше от этой машины, подальше от всего, что произошло за последние полчаса. Он представил, как переходит через мост и возвращается в центр города. Он пойдет и выполнит кое-какие поручения. Это поможет ему отвлечься. Он выполнит поручения и прогуляется. А потом позвонит жене. Нет, не надо. Что он ей скажет? Надо же как-то объяснить, куда девалась машина, придумать какое-то алиби. Такое, чтобы она поверила и приняла его без колебаний.
Зазвонил телефон и спугнул его мысли. Он посмотрел на экран, чтобы узнать, кто звонит, но там было написано «Номер не определяется».
— Алло?
— Это полиция. Вы звонили и повесили трубку.
Его ответ прозвучал спокойно и профессионально.
Это он умел. Тут он был в своей стихии.
— Извините, это была ошибка. Мы думали, что нас ограбили, но потом оказалось, что жена просто положила свои вещи в другое место. Прошу прощения за причиненное беспокойство.
Полицейский на том конце без особого интереса задал еще несколько вопросов и повесил трубку.
— Впечатляет. Врешь ты лучше некуда. Значит, и насчет машины что-нибудь придумаешь.
Водитель глазел на Фланнери, который и впрямь выглядел неважно.
— Вам и правда больно? Или это просто…
Вместо ответа Фланнери медленно приподнял левую штанину. На ноге было два перелома — один простой, другой раздробленный, да такой, что глядеть страшно.
— Показать еще?
Одного взгляда на эту ужасную ногу оказалось для водителя достаточно. Отпрянув, он так поторопился выбраться из машины, что чуть не упал.
— Эй, — Фланнери окликнул его в тот момент, когда он уже собирался захлопнуть дверцу.
Водитель посмотрел на него с тревогой. Господь Всемогущий, чего ему еще?
— Да?
— Остерегайся молчащей собаки.
Не уверенный, что он правильно расслышал, водитель наклонился вперед.
— Что вы сказали?
— Остерегайся молчащей собаки.
— Что? Что вы хотите этим сказать?
Поговорки всякие; почему этот тип прямо не говорит, чего он хочет?
Фланнери отпустил задранную штанину. Материал скользнул вниз, но не до конца, оставив на виду половину раны. Он облизнул губы и усмехнулся.
— Гав.
Водитель закивал торопливо и часто-часто, — да, теперь он понял, что ему хотели сказать. Фланнери смотрел ему вслед, пока он переходил дорогу и с удвоенной скоростью шагал к мосту.
Салон машины был черный с серебром, красивый до последней мелочи.
— Великолепно оборудованный, — произнес Фланнери дикторским голосом, будто продавал машину самому себе.