— Убери здесь все,— и вернулся в кабину, заводя «форд».

Я собрал оба футляра от биноклей и пистолет, оставленный Валерой, после чего тоже вернулся в микроавтобус.

Палыч проехал несколько метров вперед и свернул вправо, аккуратно продвигая машину в лес через едва обозначенную в этом месте придорожную канаву. Машине удалось пройти метров десять, так что с дороги ее точно было уже не видно.

Тогда Игорь заглушил мотор.

— Чего расселся! Пошли!

Я вопросительно посмотрел на амуницию у себя за спиной, но Палыч с усмешкой покачал головой:

— Штурмом мы их не возьмем. Пошли, на месте посмотрим-послушаем, что делать. А здесь сидеть точно нет никакого смысла.

Игорь тщательно запер машину, и мы пошли по сосновому лесу, довольно удобному для пешей прогулки — там не было густого подлеска, характерного для березовых рощ или тем паче еловых зарослей. Я прикинул, что при сильном желании между этими соснами можно будет даже провести наш микроавтобус.

Палыч думал о том же — он критично оглядел нашу машину и местность вокруг, после чего заметил:

— Вполне реально будет потом заставу лесом обойти.

— Но только утром. Ночью они нас увидят или услышат.

Мы пошли быстрее, потому что и мне, и Палычу не терпелось посмотреть, как там поживает Валера. Спустя минут двадцать мы добрались до подножия холма и, осторожно пригибаясь, подкрались к кустам возле обочины.

Бронемашина стояла на месте. Рядом крутился молоденький солдатик в аккуратно подогнанной форме, с шевроном Федеральной пограничной службы на рукаве. В одной руке солдат держал пластиковое ведерко с водой, а в другой — тряпку, которой он весьма тщательно отмывал скобу, к которой несколько минут назад был пристегнут Васильев.

А вот самого Валерки нигде не было…

Палыч озирался с неменьшим изумлением, чем я, но в конце концов был вынужден признать очевидное — Васильев пропал, и где его искать — совершенно неясно.

Прежде чем я успел что-либо сказать, Палыч вдруг бросился на солдатика в каком-то немыслимом собачьем прыжке — выставив вперед руки, свирепо оскалившись и издавая даже не рычание, а хриплый вой раненого гиппопотама. Я такие звуки слышал лишь однажды — когда у ротного на учениях местные калмыки сперли канистру спирта — и запомнил их на всю жизнь.

Юный погранец успел только пискнуть и послушно упасть, но на этот писк откликнулось сразу человек пять вполне взрослых мужиков в камуфляже без знаков различия. Мужики, нисколько не мешая друг другу, какими-то очень грамотными и точными движениями в два счета растащили Палыча и солдатика, после чего застегнули на сбитом с ног Игоре наручники.

Тогда я громко сказал: «Приехали!» — и вышел из леса, наставив на них свою помпу. А что мне еще оставалось делать?

На щелчок взводимой помпы первым обернулся белобрысый громила в красном берете.

— О! Еще один клоун! — весело сказал он, поворачиваясь ко мне всем корпусом, и я увидел направленный на меня короткоствольный автомат с уже снятым предохранителем.

— Посоревнуемся, братишка? — предложил белобрысый.

— Думаю, помпа уложит тебя быстрее, — хмуро ответил я, впрочем, не шевелясь.

Мой собеседник вроде бы только дернул плечами и вдруг оказался в шаге от меня. Он тут же мягко вынул помпу из моих рук и, оглядывая добычу, кивнул:

— Вообще-то ты прав. Помпа быстрее. Но к ней еще нормальный боец прилагаться должен. А не шпана вроде тебя.

Я с нарастающим изумлением смотрел на этого белобрысого мужика, на его окружение и осознавал какое-то вопиющее несоответствие между словами, которые слышал, и обстоятельствами, в которых находился.

— Вы кто такие, господа мародеры? — Я пристально разглядывал вставших в круг «мародеров» с чистыми,выбритыми и на удивление нормальными, человеческими лицами.

Белобрысый нахмурился и еще раз шевельнулся. Его серые глаза оказались в десяти сантиметрах от моего лица.

— Мы — мародеры? Да вы охренели, что ли, гражданин?! — выдохнул он мне в лицо, и я отметил, что этот парень не только регулярно бреется, но еще и чистит зубы, не курит и за прошедшие пару дней не выпил ни капли спиртного.

Я молча смотрел на него, как на инопланетянина, пока Палыч, все так же лежа на животе, вдруг не заорал безудержно – радостным голосом:

— Бляха-муха! Это же «Град»! Мать вашу, а ну зовите ко мне вашего Макарова! Я ему, скотине, сейчас в рожу чихну!..

Белобрысый, слегка наклонив голову, с демонстративным недоверием выслушал это сообщение, но потом все-таки бросил в плечевой микрофон:

— Вячеслав Степанович, это Атос. Тут, на КПП вас домогаются. Якобы знакомый. Прием.

— Хорошо, сейчас подойду… — раздался равнодушный голос.

Несколько минут никто не двигался с места, пока из-за бронемашины не показался коренастый, бритый наголо мужчина с широким круглым лицом, мясистым носом, приплюснутыми ушами и на удивление добродушными глазами. Мужчина был одет в обычный камуфляж, и берет на нем был тоже обычный, камуфляжный.

— О, Палыч лежит! — Мужчина осторожно тронул ногой поверженное тело. — Ну и хрена лысого ты тут разлегся?! Больше негде?

— Сам ты лысый хрен, — огрызнулся Палыч, тут же поднимаясь на ноги. — Здорово, Слава!

Они обнялись, точнее, «градовец» обнял Палыча, руки которого по-прежнему были застегнуты наручниками за спиной. Потом Слава расстегнул наручники и протянул их Палычу со словами:

— Дарю. На долгую память. Потом указал на меня:

— А это кто? Палыч, потирая багровые запястья, скривил физиономию:

— Да так, прибился тут один случайный хмырь. Можешь пустить его в расход, мне не жалко…

— Оставьте его мне, Вячеслав Степанович, — попросил белобрысый, сверкая своей белоснежной челюстью и показывая на меня стволом автомата. — Мы с ним еще не доспорили о преимуществах помпы перед автоматом.

— А чего туг спорить? В ближнем бою помпа лучше, — пробасил Вячеслав, забирая мое ружьишко из рук белобрысого и передавая мне.

Я благодарно кивнул и тут же освободил от куртки правое плечо, пристраивая там на ремне свое оружие. Все пятеро бойцов смотрели на эту процедуру с каким-то острым, профессиональным интересом.

— И что, удобно такой работать? — спросили меня.

— Удобно, неудобно… У меня другой все равно нет, — буркнул я.

— А далеко ты, такой красивый, с ней собрался пройти? — снова спросил все тот же настойчивый боец, глядя на меня откровенно насмешливыми глазами, но совсем не улыбаясь своим до театральности суровым, обветренным лицом. Похоже, ему на самом деле было интересно, как далеко может пройти по стране человек с таким вооружением.

— Мы с ней пройдем две тысячи километров к югу от Москвы, — ответил я и злобно выпятил челюсть, услышав дружный и искренний смех вокруг.