официальным подписанием соглашения между Китаем и французской компанией Total японская сторона решительно настаивала на том, чтобы китайско-японский договор о сотрудничестве был подписан в первую очередь.

— Японская сторона серьезно относится к «первым призам», и поэтому они обратились с такой просьбой, — доложили Цинь Вэньцаю сотрудники одного из отделов Управления международного сотрудничества.

«Ох уж эти японцы!» — посмеялся про себя Цинь Вэньцай. После некоторого размышления он сказал коллегам:

— Японию можно понять. Она вложила в наши совместные проекты гораздо больше, чем Франция. Как поступить? О подписании соглашения уже уведомили Total, и ни в коем случае нельзя ставить их в неловкую ситуацию, верно?

Дипломатические дела такие хлопотные! В Министерстве нефтяной промышленности начали думать, как выбраться из тупика.

— Давайте договоры и в Пекине, и в Токио подпишем в один и тот же день. Тогда обе стороны будут идти «первым номером»! — предложил Цинь Вэньцай.

Французы и японцы одобрили эту блестящую идею. И те, и другие искренне восхитились мудростью китайцев и их искусством вести дела.

Когда на стол Цинь Вэньцая легли тексты подписанных договоров о китайско-французском и китайско-японском нефтяном сотрудничестве, этот в прошлом боец 8-й армии[56] погрузился в размышления… Сколько дней и ночей прошло в напряженной работе, сколько людей вложили душу в эти документы, сколько раз проходили встречи — Цинь Вэньцай не мог припомнить. А еще он думал о том, что гигантская волна внешнего сотрудничества неизбежно поднимется на поверхности необъятного Китайского моря и что она наверняка повлияет на процесс модернизации Китая, на мировой рынок нефти и на глобальную экономическую ситуацию…

Эпизод 3

«Бохайская дискуссия»

Цинь Вэньцай и его коллеги, всем сердцем желавшие пробить для национальной нефтяной промышленности дорогу во внешний мир, совершенно не ожидали, что, вложив душу в многолетнюю и добросовестную работу по налаживанию внешнего сотрудничества, вдруг за одну ночь станут объектами для нападок и превратятся в национальных предателей. Единичные выступления критиков постепенно превратились в тотальное недовольство качеством и целями работы всего Министерства нефтяной промышленности. В воздухе запахло бурей, а над министерством начали сгущаться черные тучи. Сотрудники, которые участвовали в переговорах с иностранцами, теперь боялись ходить с высоко поднятой головой, как будто они сделали что-то плохое.

— Министерство нефтяной промышленности прогнило!

— Министерство нефтяной промышленности породило врагов!

— Люди из Министерства нефтяной промышленности безалаберно относятся к деньгам народа, заработанным потом и кровью!

— В Министерстве нефтяной промышленности есть предатели!

Цинь Вэньцай и другие работники Министерства нефтяной промышленности часто слышали такие ругательства на улицах и на автобусных остановках. В те времена слухи распространялись мгновенно, ничуть не медленнее, чем сейчас — в эпоху мобильных телефонов и интернета. Известие о событии, которого не было, могло за несколько часов добраться из столицы до всех уголков страны.

Я вырос в ту эпоху и хорошо представляю, как всё это происходило и насколько типичными были подобные ситуации. Споры о том, считать ли открытость внешнему миру патриотизмом или национальным предательством, в действительности есть проявление жестокой борьбы двух идейных течений. В ней чувствется злонамеренная атака оставшихся сил «Банды четырех»[57] и влияние «двух абсолютов».

Борьба, с которой столкнулась группа Цинь Вэньцая, во-первых, началась стремительно, во-вторых, была повсеместной, в-третьих, производилась объединенными усилиями. Ее главной задачей было дискредитировать политику открытости внешнему миру, принятую ЦК.

В этом противостоянии все негодяи раскрыли свою сущность, и группа самоуверенных «защитников справедливости» присоединилась к нападкам, надеясь заработать политический капитал. Однако «настоящее золото не боится огня» — в начавшейся битве проявились и настоящие, и мнимые предатели.

Стартовой точкой инцидента стала статья в нью-йоркской газете «Хуацяо жибао»[58] от 25 января 1980 года за подписью Вэй Цзунго[59]. Статья появилась за несколько месяцев до того, как были подписаны соглашения о сотрудничестве с японскими, французскими и американскими нефтяными компаниями.

Публикация была подобна горящему фитилю у бочки с порохом. Автор в порыве праведного гнева, направленного на национальных предателей, анализировал договор о сотрудничестве в нефтяной сфере между Китаем и Японией, подписание которого готовилось Министерством нефтяной промышленности. По подсчетам автора, в китайско-японском соглашении о совместной разведке и разработке нефти в Бохайском заливе соотношение вознаграждения между китайской и японской сторонами составляет 1:1,35, а соотношение распределения прибыли зарубежных стран с большим запасом природных ресурсов, с которыми подпишутся договоры, и иностранных инвесторов составляет 4:1. Очевидно, такой большой контраст в цифрах показывает, что Министерство нефтяной промышленности Китая и некоторые чиновники вступили в сговор с японцами. В статье говорилось, что, мол, не пройдет и пары месяцев после подписания договора, как китайские нефтяники вернут инвестированные семьсот миллионов американских долларов — капитал и прибыль! Основываясь на таком прогнозе, Вэй Цзунго предсказал, что за пятнадцать лет действия договора сотрудничество с Японией приведет к потере Китаем ста миллиардов долларов США.

В то время уровень жизни китайцев был крайне низким, и сто миллиардов долларов США были суммой, которую никто себе и представить не мог.

После появления той публикации одна дама, член Китайской академии наук, преисполненная гневом, представила на суд ЦК «железные факты» по Министерству нефтяной промышленности. К отправленному письму она приложила статью Вэй Цзунго.

Нужна ли концепция «двух абсолютов»? Политика реформ и открытости — патриотизм или национальное предательство? Что такое социализм и может ли при нем существовать рыночная экономика? Можно ли вести бизнес, сотрудничая с иностранными капиталистами? По этим вопросам мы слышали множество разных мнений. И все они так или иначе влияли на население, которое только что освободилось от ограничений, связанных с обстановкой закрытости и политического давления.

Многие стали копировать «патриотизм» Вэй Цзунго и госпожи из Китайской академии наук: «предателей страны» безжалостно «разоблачали и выводили на свет божий». Цинь Вэньцай, Чжан Вэньбинь и даже Кан Шиэн — все получили клеймо «изменников родины». Казалось, что Министерство нефтяной промышленности превратилось в лагерь, «захваченный капитализмом и империализмом».

Письмо от госпожи из Китайской академии наук попало в руки высшего руководства КПК и дошло до стола Дэн Сяопина: никто не осмеливался «не заметить» такую большую «группу предателей страны», как Министерство нефтяной промышленности.

Настала очередь Дэн Сяопина задуматься: да, общество судачит о политике реформ и открытости и говорит обо всём, о чем только можно. Среди прочего идут ожесточенные споры, считать ли использование иностранного капитала и открытость внешнему миру патриотизмом или предательством родины. Что такое патриотизм? Что такое предательство страны? Что такое истинный патриотизм? Все эти вопросы должны быть хорошо понятны нашему народу! Проясняя их, мы должны устранять «левые»