Что, если это и в самом деле так? Тогда к чему весь маскарад? Ведь вы только представьте, что эта история со вновь обретенным после стольких лет отцом словно бы написана неким весьма осведомленным в моих проблемах сценаристом с единственной целью — завоевать доверие и, сделав Лулу незаменимой для меня, получить доступ к приватной информации. Ну это ведь как раз понятно, по принципу — введите имя и пароль. Однако тут есть одна особенность — чтобы получить пароль, требуется подобрать ключик к моему сердцу.

Тем временем вполне логично явилась в голову другая мысль — дальше это продолжаться не должно, слишком уж рискованно. И словно бы кто-то стал мне настойчиво твердить: «Ты что, совсем ослеп? Куда ты ввязываешься? Да оставь ты эту дурочку в покое! Ну просто выгони из своей квартиры, в чем она была, и закончи на том дешевую мелодраму с взаимными признаниями. Вспомни, как она к тебе попала, — ведь совершенно невероятный, надуманный сюжет. Такого в жизни просто не бывает! Очнись же, наконец!»

Все правда. То есть очень может быть. Но вот если девочка и впрямь оказалась в незавидном положении, если попала в компанию накачанных наркотиками извращенцев или, того хуже, пьяной шоблы залетных бандюков? Я только представил себе, чем все могло закончиться, если бы Лулу не удалось от них сбежать. Один держал, другой насиловал, а третий неторопливо, тупым ножиком пытался резать горло… Перед моими глазами все явственнее возникала эта сцена, будто бы и сам я в ней участвовал. Но нет, именно этого не могло быть никогда. Все, что угодно, господа, но только не это! Мерзость! Мерзость! Мерзость!

И вот из глубин моего растревоженного подсознания возникло, разрослось глухое, внешне никак не проявившееся раздражение. Оно нарастало и уже звучало во мне сотней кричащих голосов. Еще немного — и оно превратилось бы в звериный рык, и тогда кто знает, чем бы все это закончилось?

Ну отчего вдруг сердце разболелось? Никак все же не пойму, где это я слишком уж превозмог себя, немного силы не рассчитав. Однако странно — похмелья нет, а что-то мучает. Впрочем, можно подумать, что в первый раз со мной такое. Всякое бывало, особенно если случалось хотя бы на минуту забыть об осторожности. Но даже когда пырнут ножом, рану можно перевязать и обратиться к докторам. А вот если душа болит, что делать?

Вот уже второй день мы с Лулу живем как единая семья — папаша и любящая дочка. Это если не считать время от времени возникающих у меня гнусных подозрений на ее счет. Представьте, возвращаюсь я домой, а в моей квартире уже устроили притон. Положим, если бы она подругу себе в партнерши пригласила, я бы по большому счету не очень возражал. А так ведь даже и не знаешь, с кем ее найдешь в постели. Ну что поделаешь — издержки моей профессии сказываются даже здесь. Немудрено, что я Лулу на ночь запирал, а днем и сам не выходил из дома без особой надобности. Короче, все шло своим путем, если бы не поиски выхода из этой жуткой ситуации, отчего иногда буквально раскалывалась голова. Видимо, лишенный привычной дозы коньяка мой организм вопил буквально каждой своей клеточкой — дайте выпить! Но мог ли я позволить себе наплевать на нормы добропорядочного общежития, находясь в соседстве с юной родственницей? А что еще при этом оставалось делать? Ну в самом деле, не обращаться же в лабораторию, чтобы срочно сделали анализ ДНК? Да я всем этим экспертам-аналитикам ни на грош не верю! Вот ведь и мучайся теперь.

Утром, едва придя со службы, я тихо-тихо, на цыпочках подошел к ее постели — Лулу еще спала. Глядя на ее нежное, пожалуй, чем-то даже одухотворенное лицо, невозможно было представить себе, что оказалась она здесь не просто так, а по работе, выполняя чей-то заказ, смысл которого по-прежнему оставался непонятен. Столь же трудно было вообразить, что это и в самом деле моя дочь. Я осторожно присел на край ее постели в надежде выяснить хотя бы что-нибудь, основываясь на том, что мне подскажет, так сказать, мое внутреннее естество, те самые блуждающие в организме жизненные соки. Кажется, я правильно все понял, а потому еще сильнее захотелось выпить коньяка. Потому что в своем воображении я уже приник губами к ее обворожительной груди, уже ласкал руками эти удивительные бедра. Что тут поделаешь, если квартира располагалась на южной стороне и оттого в ней даже летним утром жара стояла нестерпимая? Понятное дело, что Лулу спала без ничего… Но тут она открыла глаза. Уже не глядя на нее, я поспешил в ванную, чтобы принять холодный душ после работы…

И все же с какой стати я поначалу принял Лулу именно за иностранку? Ах да, она что-то там такое произнесла на английском языке. Ведь даже имя себе выбрала очень подходящее. В прежние времена таких вот долларовых путан красиво и со вкусом называли за глаза «березками», подразумевая что-то вроде ходячего спецмагазина для счастливых обладателей валюты. «Вы, кажется, потом любили португальца…» Ах, бедная Лулу! Мне ли не знать, сколь незавидная судьба у тех, кто жаждет счастья за счет падких на женскую красоту богатых иностранцев. Богатыми и щедрыми они бывают только здесь, а там, на родине, сдадут тебя в бордель или назначат наложницей в гареме — и это в лучшем случае. Впрочем, возможны варианты.

Итак, для начала ты подыщешь себе симпатичного поляка. Поляки, они, как говорится, тоже люди, особенно если им с работой повезло — тот поляк и вовсе оказался гинекологом. Если не знаете, то я вам подскажу — в любые времена очень полезная и прибыльная специальность. Однако ревность гинеколога не самый лучший советчик в супружеских делах. Да разве это жизнь, когда он ходит за тобой, словно бы пришпиленный?

И тут на горизонте возникаю я, в отличие от прежнего совсем не злой, довольно симпатичный и даже чуточку наивный. Ну и, разумеется, по уши в нее влюбленный.

— Ты для начала повесь мне люстру, затем карниз для занавесей прибей над этим вот окном. Ну а потом… — так говорила она, играя глазками, а сама тем временем выпроваживала свою мамашу переночевать к подруге.

Мне поначалу даже в голову не пришло, что надо бы все это переиначить, как бы повернуть задом наперед — сначала в постель, а уж потом все эти карнизы, люстры и прочие принадлежности квартирного уюта. Сказывают, что век живи и век учись. А зачем, спрашивается, мне этому учиться? Для каждого дела есть свои замечательные мастера, а уж как вы собираетесь расплачиваться с ними — это уж решайте сами, в зависимости от содержимого кошелька, а также наличия стыдливости и признаков благоразумия. Словом, карниз я, кажется, успел повесить, но после этого мне уже больше не хотелось ничего.

Разочаровавшись в поляке и во мне, ты вскоре заарканишь итальянца. Неаполь, много солнца, моря… И прорва апельсинов. А в придачу свекор, патриарх семейства, который обеспечивал вставными челюстями всю округу. Но быть женой одного из пяти его взрослых сыновей, согласись, — это не совсем то, на что рассчитывала. Ну все равно что быть спицей в колесе, в одном из колес той доверху нагруженной заботами телеги, которая зовется «счастливая итальянская семья». Тем более что невозможно было шагу ступить из дома без того, чтобы кого-то из домочадцев не приставили в качестве соглядатая.