Павел замолчал и долго глядел перед собой, словно изучал солнечную полоску на противоположной стене от щели дверного проема. Наталья молча ждала, боясь проронить звук. Но когда молчание что-то уж надолго затянулось, тихо произнесла:

— Так ведь потом все ж ушли вы из монастыря.

— Да, — вздохнул Павел. — Понял, что я не монах. Я к монастырьку своему тихому душой привязался, но к монашеской жизни сердце никогда не лежало. Я потом в сей мысли только укрепился. Тут и новые иноки стали приходить… Многолюдно стало. Так вот, через несколько лет жизни при обители поклонился я в ножки батюшке игумену, попросил отпустить. Он не воспрепятствовал. А куда идти? Вернулся на это место — домишко Савельев цел. Тут у него не то, что сейчас, было, он-то не по-иночески жил. А молодцы его в землянках ютились неподалеку отсюда. Привез сюда отца Василия, он молебен отслужил, освятил… Вот так и живу. А местные, узнав, что изба Савельева вновь не пустует, перепугались. Ненавидели его сильно.

— А не страшно вам здесь?

Павел улыбнулся.

— Нет. Лес этот коварен, да я его вдоль и поперек исходил. Ну а тень Савельева меня не тревожит, слава Богу. Говорю ж, все освящено, вон иконы в красном углу… Да. А теперь батюшка игумен велит в мир возвращаться… или вновь в монахи, да в монахи-то я не пойду. Поглядим. На душе у меня сейчас спокойно-спокойно, отрадно и мирно. А что дальше — как Бог даст.

Наталья сидела, опустив глаза. Потом подняла их на Павла Дмитриевича:

— Простите меня.

Ей захотелось в ответ рассказать свою историю, но слишком много в ней было такого, о чем говорить просто нельзя.

— Не боитесь меня теперь? — полюбопытствовал Павел. — Или же напротив, теперь еще страшнее? Не бойтесь. Поклясться вам могу, что за все время ни одной женщины не обидел… Выздоравливайте только, красавица, отец Василий поможет вам выбраться отсюда, и — Господь вас храни.

— И вас… — эхом отозвалась Наталья…

Да, она больше не боялась его. Напротив, вдруг почувствовала необыкновенное доверие. Сильное обаяние исходило от этого человека, и оно благотворно действовало на душу девушки, в последнее время воспринимавшей все очень обостренно. Теперь Наталья мучалась между желанием рассказать все новому знакомому и в то же время… Если бы это были только ее тайны! Почувствовал ли это Павел Дмитриевич, понял ли, но вопрос его оказался очень созвучен ее состоянию. Он спросил:

— Что гнетет вас? Какая помощь нужна?

— Надя…

— Что?

— Наденька! Моя подруга. Она в беде.

— А что случилось?

— Ах, не спрашивайте! Ее спасать надо… Я не знаю, что с ней сейчас…

— Так от чего ж спасать-то? Где она, эта ваша Надя?

— Очень близко… Графиня Прокудина.

— Надежда Кирилловна?! Юная графиня, благодетельница монастыря нашего?! Да что же вы не сказали сразу-то, милая сударыня? Да пока отец Василий был здесь… Я же сейчас весь монастырь подниму! Сколько помогала она нам, еще даже и девочкой маленькой… Отец Иона — духовник ее. Да за нее сами отцы монаси в рясах в бой пойдут! Говорите, Наталья Алексеевна, что с ней случилось. Она сейчас в Прокудино?

— Да если бы я знала! — воскликнула Наталья в отчаянии. — Ее хотят насильно обвенчать с католиком. Он сейчас у них, в графском доме. Она полностью в его власти.

— Вот дела неслыханные!.. Не побоитесь одна здесь остаться?

— Не побоюсь… а вы куда?

— В монастырь. Вот еще, выпейте — это снотворное, и от жара помогает…

— Что еще за травы?! — Наталья сильно поморщилась от горечи.

— Не отравлю, не бойтесь, — он улыбнулся. — А хотите наливочки монастырской? Все, что видите здесь, ешьте, пейте… И спать. А я скоро…

Но вернулся Павел Дмитриевич, когда уже наступила ночь. Вернулся не один, с ним был худощавый человек в ряске, с длинной белесой бородой и пытливым взглядом.

— Позвольте представить, — сказал Павел, — послушник Елисей, вчерашний солдат, завтрашний монах. Наталья Алексеевна, никаких обид и страхований не было? Мы же проездом из монастыря в Прокудино, благо по пути, на миг заехали вас проведать, ну а сами… Побудьте здесь еще немного, а мы…

— Ну уж нет! — возмутилась девушка.

— Наталья Алексеевна… — начал было Павел Дмитриевич, но Вельяминова и слова не дала сказать.

— Ни минуты здесь не останусь! В конце концов, до судьбы Надин мне больше есть дела, чем вам. Я с вами…

— Но вы больны!

— Жара уже нет.

— А нога?

— Верхом. Я вижу в окно трех хороших лошадей!

— Но третья для барышни Прокудиной… — возразил Елисей.

— Чудесно! Мы на месте решим, как и что, а пока я поеду на этой лошади… Мне надо быть там, понимаете ли! — это было обращено уже к Павлу Дмитриевичу.

— Но мы сами не знаем, что нам предстоит! — Павел говорил спокойно, но уже начал слегка раздражаться. — Дело может обернуться самым неожиданным образом.

— Вот поэтому я и еду с вами. В конце концов… — Наталья выдержала короткую паузу, — у меня полномочия от вице-канцлера!

Павел и Елисей, вчерашний солдат, переглянулись. Павел Дмитриевич отошел от двери, освобождая Наталье проход, и слегка поклонился:

— Прошу вас, сударыня.

А Наталья, при всем беспокойстве за судьбу подруги, думала сейчас о непонятных бумагах, которыми Надежда пыталась шантажировать Фалькенберга…

…Прокудино спало мирным сном под ярким светом луны. Вот открылся вид на господский дом. Перед запертыми воротами Елисей спрыгнул с лошади, ловко перемахнул через забор и отворил ворота перед Павлом и Натальей. Шагом въехали во двор.

— А теперь не обессудьте, вы останетесь здесь… Кстати, эта сторона тоже должна быть под присмотром, — шепнул Павел Наталье и протянул ей пистолет. — Ваш. Я зарядил его. Если что — стреляйте, прибежим на помощь. А нас ждут у черного хода. Очень скоро вы увидите вашу подругу…

— Вы уверены? — Наталья вдруг указала на крышу прокудинского дома.

С удивлением наблюдали все трое, как из чердачного окна спустилась веревка до земли, как вдруг показался из того же окна человек и уцепился за веревку. Яркая луна замечательно освещала эту картинку.

— А это, — пояснила Наталья, — вон там, куда метит сей господин — окна Надиной светелки…

Теперь промахнуться было нельзя, и она знала, что не промахнется. Выстрелила, почти не глядя. Веревка лопнула, раздался крик, глухой стук упавшего тела. Наталья была уже рядом. Человек, лежащий на земле, кричал «убью!» и громко стонал. Засветился огонек в Надиной комнате, и тонкая фигурка показалась в окне.

Наталья уже наводила пистолет на стонущего человека:

— Я узнала тебя, Карп! Что это значит?! Не двигайся… иначе это я убью — тебя!