Как и предсказал Фрэнк, доктор Тиббет явился ближе к вечеру. Он уже все знал. По-моему, мало кто из жителей Лондона не слышал, что у нас случилось. Мимо наших окон проходили незнакомые люди, украдкой посматривая на дом и перешептываясь. Наконец тетя Парри приказала задернуть шторы.

— В конце концов, — заявила она, когда мы устроились в полумраке, — у нас почти траур. Несмотря на все ее недостатки, к памяти Маделин следует отнестись с должным почтением.

Как только пришел доктор Тиббет, стало очевидно, что почтение к памяти покойницы не распространяется на необходимость хорошо отзываться о ней.

— Мой дорогой друг! — воскликнул доктор Тиббет, широким шагом подходя к миссис Парри и пожимая ей руку. — Представляю, как вы потрясены! Но держитесь стойко, дорогая моя, держитесь стойко! Добрый день, мисс Мартин, — небрежно бросил он, словно только что заметил меня.

— Добрый день, доктор Тиббет, — ответила я. — Надеюсь, вы обрадуетесь, узнав, как стойко мы держимся. Миссис Парри служит нам всем превосходным примером.

Он быстро покосился на меня; когда до тети Парри дошел смысл моих слов, она пришла в замешательство. С одной стороны, она оценила мой комплимент. С другой стороны, мои слова означали, что ей можно не опускаться до недостойных горестных стенаний — ведь она так стойко держится!

— Меньшего я и не ожидал, — рассудительным тоном заметил Тиббет. — У вас, мой дорогой друг, львиное сердце. Знаете ли, чего-то в таком роде я и боялся. Та девица всегда казалась мне лицемеркой. При моем многолетнем опыте школьного учителя я, можно сказать, приучился сразу различать слабости характера, малодушие, безответственность и лживость. Эта молодая особа никогда не смотрела мне в глаза. «Ага! — подумал я, увидев ее впервые. — За ней нужен глаз да глаз!»

Произнеся последние слова, доктор Тиббет в упор уставился на меня.

— Ну а мне, — робко произнесла тетя Парри, — Маделин всегда казалась милой молодой девушкой, вот почему я испытала такое потрясение, когда мы получили от нее письмо. Кстати… Мне показалось, что инспектор из Скотленд-Ярда очень расстроился, узнав, что я не сохранила письмо от нее.

— Да зачем вам его хранить? — возмутился доктор Тиббет. — Отвратительный документ, в котором она без тени раскаяния объявляла, что впала в грех! Когда молодая особа отвергает опеку тех, кто старше и лучше ее, и предпочитает, как сказано в Писании, широкую и просторную дорогу, ведущую к гибели, нет таких глубин, до которых она не падет, и нет такой ужасной судьбы, которую ей не следует ожидать.

Мне подумалось: не только служанки Уилкинс и Эллис испытывают радость при виде чужих страданий.

— Мы так переволновались, когда к нам неожиданно пришел инспектор полиции! Вчера вечером бедному Фрэнку пришлось идти в Скотленд-Ярд, а оттуда… я даже не могу повторить куда. Это слишком ужасно! — Тетя Парри поднесла к носу надушенный платочек.

— Его заставили пойти в покойницкую, где он опознал мисс Хексем, — пояснила я.

Доктор Тиббет поцокал языком и заявил, что это в самом деле ужасно и что Фрэнк тоже должен держаться стойко. Затем у него на лице проступило легкое смущение.

— Простите, дорогой друг, за то, что вчера, когда вы надеялись на мою поддержку, меня не оказалось дома. Я был у… меня вызвали к постели бывшего ученого коллеги. Он болен, очень болен. По просьбе его жены я немного посидел с ним. Думаю, это его утешило.

Тетя Парри заявила, что в последнем она не сомневается и доктору Тиббету не стоит беспокоиться из-за того, что вчера он не смог прийти к ней. Она все понимает. И все же отвечала она несколько раздраженно. Я подумала: может быть, она, как и я, заподозрила, что никакого ученого коллеги не существует в природе? Возможно, он сыграл ту же роль, какую играют тяжелобольные бабушки в жизни мелких клерков, — молодым людям, по их словам, вечно приходится навещать их вместо работы.

— Ну а эти… как их… полицейские, — продолжал доктор Тиббет, которому вдруг изменило его всегдашнее красноречие, — они что же, приходили снова?

— Они заполонили весь дом! — пылко вскричала тетя Парри, взмахивая платочком и распространяя по гостиной запах одеколона. — Правда, мне они не докучали… и Элизабет тоже, хотя Элизабет все равно ничего не могла бы им рассказать. И мне ничего не известно… как, видимо, и слугам. Маделин ни с кем не делилась своими намерениями.

— Сегодня утром приходили сержант и констебль и допрашивали слуг, — объяснила я.

— А, слуг! — задумчиво протянул Тиббет. — Бывает, слуги в подобных обстоятельствах уступают искушению и дают волю фантазии. Их слова часто приходится, так сказать, процеживать.

— Мне кажется, к такому полицейским не привыкать, — сухо заметила я. — И они во всем разберутся.

Неодобрение, какое и раньше выказывал мне Тиббет, перешло в откровенную неприязнь.

— Несомненно, — ответил он. — Похоже, мисс Мартин, вы хорошо знакомы с ситуациями подобного рода.

— Не совсем так, — ответила я. — Просто мой отец, помимо того что принимал обычных пациентов, служил в нашем городке полицейским врачом.

Доктор Тиббет скорчил кислую мину и ответил:

— Вот как?

Тут объявили о приходе миссис Беллинг.

Быстро войдя в комнату, она обняла тетю Парри, не дав той встать.

— Дорогая моя! Какой ужас! Просто ужас! Здравствуйте, доктор Тиббет! Рада видеть вас здесь. Джулия, что мне вам сказать? Я чувствую себя в ответе за все случившееся!

Тетя Парри и доктор Тиббет принялись хором уверять гостью, что она тут совершенно ни при чем. Поскольку миссис Беллинг подчеркнуто не замечала меня, я не считала себя обязанной говорить что-либо.

— Я написала своей даремской приятельнице, — продолжала миссис Беллинг после того, как получила заверения в полной невиновности. — И откровенно указала ей на то, что она должна была тщательнее навести справки о девушке, прежде чем отправлять ее в Лондон, к нам, то есть к вам. Я очень разочарована!

Не удержавшись, я заметила, стараясь не терять присутствия духа:

— Ужасно думать о том, каково пришлось бедной мисс Хексем в самом конце, когда она поняла, что находится в руках убийцы!

Наступила тишина. Ко мне повернулись три пары глаз.

— Я тоже думала об этом. — Тетя Парри взмахнула платочком.

— Ну… да, — раздраженно вторила ей миссис Беллинг. — Вот именно! Но ведь она сама поставила себя в такое положение!

— Можно надеяться, — заметил Тиббет, — что перед смертью она нашла время для того, чтобы попросить Создателя о прощении!

— Элизабет, — довольно сурово обратилась ко мне тетя Парри, — позвоните, чтобы принесли чай!

Я позвонила в колокольчик с такой силой, будто на другом конце болтался в петле доктор Тиббет.

После того как оба гостя ушли, мы с миссис Парри несколько минут провели в неловком молчании.