Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты снова порешь чушь.
— Под влиянием футбола люди громят электрички и затаптывают друг друга насмерть.
— От алкоголя умирает больше людей! — запротестовала Софи.
— Да, наверно, ты права.
— Да ты мне просто лапшу на уши вешаешь! Я усмехнулся.
— Но ведь вроде бы изобрели какую-то штуку, которая помогает.
— Ты имеешь в виду «антабус»?
— А это что такое?
— Какое-то вещество, которое придает алкоголю отвратительный вкус. Нет, оно, конечно, действует. Но только сначала все равно нужно захотеть бросить пить, а иначе ты просто не станешь его принимать.
— Криспин не стал? Я кивнул.
— Вот именно. Криспин не стал.
— А как насчет «Анонимных алкоголиков»?
— Все то же самое. Если хочешь бросить пить, «Анонимные алкоголики» тебе помогут. А если нет, ты просто станешь держаться от них подальше.
— Я никогда не думала об этом с этой точки зрения.
— Везет тебе, старушка!
— Ты свинья!
Еще с милю мы проехали в дружеском молчании.
— Нет, все равно, — сказала Софи. — Мне ведь всегда говорили, что это болезнь. Нечто, с чем просто нельзя справиться. Одна рюмка — и запускается цепная реакция.
— Дело не в рюмке. Дело в желании выпить. Алкоголизм в голове.
— И в ногах. Я рассмеялся.
— Да, на тело он тоже влияет. На самом деле организм застарелого алкоголика настолько приспосабливается к влиянию алкоголя, что, если его внезапно лишить спиртного, это может вызвать эпилептический припадок.
— А... а у Криспина тоже такое бывает?
— Нет. До этого еще не дошло. Но если он говорит, что ему, блин, нужно выпить... ему это действительно нужно.
Именно поэтому в той бутылочке, которую я принес, сок был наполовину разбавлен джином.
* * *
Мы немного постояли во дворе, пока закатный свет медленно угасал над остывающими угольями конюшен.
— О чем ты думаешь? — спросила Софи.
— Хм... О том, что я бы с удовольствием сломал Фреду Смиту второй локоть. А также колени, пальцы, лодыжки и шею.
— Именно в таком порядке, — кивнула она. Я рассмеялся, но в душе по-прежнему пылал гневом. На этот раз это уже чересчур. Мелкие стычки переросли в открытые военные действия. Если Паули Текса все-таки прав и Вик или кто-то еще пытается запугать меня и заставить выйти из игры — что ж, они добились как раз противоположного. Им не удалось заставить меня играть по правилам Вика — напротив, они убили во мне терпимость, с которой я относился к ним раньше. Я по-своему не менее упрям, чем этот кучерявый Фред Смит. Вик еще пожалеет, что не оставил меня в покое!
Я отвернулся от руин. Я отстрою то, что погибло. Как можно скорее, и еще лучше, чем было раньше!
— А где ты собираешься ночевать? — спросила Софи.
Я посмотрел на нее в темноте. Гладкие серебристые волосы. Спокойные глаза, в которых отражается небо. Ничего, кроме дружеского интереса.
Для того, чтобы я поехал ночевать к ней, мне нужно что-то более серьезное...
— Нельзя ли воспользоваться твоим диваном? — спросил я.
Она помолчала.
— Диван короткий, — сказала она. И снова замолчала. Я смотрел на нее и ждал. Наконец ее глаза улыбнулись.
— Ну ладно. Ты уступил мне свою постель... Я уступлю тебе свою.
— Вместе с тобой?
— Я надеюсь, ты не затем спалил свою спальню, чтобы оказаться в моей постели?
— Я хотел бы ответить «да».
— Ничего, ты и так выглядишь достаточно самодовольным! — сказала она.
И мы мирно отправились в Ишер, она на своей машине, я на своей. Мирно поужинали тем, что нашлось у нее в морозилке, посмотрели мирное старое кино по телевизору.
И в постели она тоже была удивительно мирной и спокойной. Ее внутренняя сдержанность никуда не делась. Казалось, она насмешливо вскидывает брови при мысли о том, как забавно это выглядит со стороны. Она была тихой и пассивной.
С другой стороны, она недвусмысленно дала мне понять, что я доставляю ей удовольствие. И удовольствие было взаимным.
Мы занимались любовью страстно и нежно. Это был не спорт, а легкие прикосновения. Восхитительные ощущения, остающиеся надолго. И она тоже не смущалась.
Потом она лежала, положив голову мне на плечо.
— Мне к шести надо в Хитроу на дежурство, — наконец сказала она.
— Нашла время об этом говорить! Я почувствовал, что она улыбается.
— Ты предпочел бы, чтобы я сказала об этом десять минут назад? Я хмыкнул.
— Велика разница!
Она лениво погладила мою грудь.
— Я об этом подумаю, когда буду в диспетчерской.
— Да ты же все самолеты посадишь не туда!
— Не бойся, — она поцеловала меня в плечо. — Я распоряжаюсь взлетами. Говорю им, когда взлетать.
— Когда?
— И где. Но не как. Это они уж сами.
Я улыбнулся и закрыл глаза в теплой темноте.
— А ты не снимаешь бандаж, даже когда занимаешься любовью, — сказала она, водя пальцами по внутренней стороне мягкого бандажа, в котором я спал.
— Когда занимаешься любовью, бандаж особенно необходим, — сказал я. — Очень высокий риск вывихнуть сустав.
— Это по личному опыту?
— Ну, можно сказать, что да.
— Так тебе и надо!
И мы, удовлетворенные, медленно погрузились в сон.
В среду, на аукционе в Аскоте, Вик и его дружки, завидев меня, тут же сомкнули ряды и стройными колоннами двинулись в мою сторону.
Я встретил их на полдороге. «Прямо как на Диком Западе! — насмешливо подумал я. — Не хватает только „кольтов“ и звезды шерифа!»
— Я тебя предупреждал, — сказал Вик. Все смотрели на меня. Я смерил их взглядом одного за другим. Вик держался откровенно агрессивно, прочие излучали широкий спектр эмоций, от самодовольного презрения до легкого беспокойства.
— Играя с огнем, можно обжечься, — ответил я.
— Это не мы, — сказал Вик.
— Верно. Это сделал Фред Смит. И он не говорит, кто ему заплатил. Но мы-то знаем, да, Вик?
— Ты? — вскинулся он. — Откуда? Он поразмыслил и покачал головой.
— Да нет, ты не знаешь.
— Но ты знаешь, — медленно сказал я. — А если не ты — то кто же?
Вик захлопнулся, как улитка.
— Делай то, что мы говорим, и ничего больше не случится, — сказал он.