Не по-настоящему, конечно, — ее отнюдь не манило мужское естество. Скорее уж Лорен завидовала мужской свободе. Завидовала шумным мальчишеским играм, волнующим вылазкам на охоту, мужской власти и праву открыто высказывать свои мысли. Девушка знала: ей, как дочери Хеброна, даровано немало привилегий, ее учат многому из того, что доступно только мужчинам. Ее брали на охоту, ее принимали в мальчишеские игры, ей дозволено было вольно — порой даже слишком вольно — говорить то, что она думает. Теперь она даже представить себе не могла, как можно жить иначе, в скромности и затворничестве, занимаясь лишь тем, что надлежит делать женщинам.

Так и росла она, в вечной борьбе своего вольного духа и неколебимых вековых традиций. И в итоге Лорен всегда казалось, что она живет двойной жизнью. Да, она станет женой Мердока и приложит все силы, дабы достойно исполнять свои обязанности, но в душе она так и останется вольной и непокорной Лорен Макрай, жаждущей свободы и независимости.

Две разные Лорен жили в ее душе — и рано или поздно одной из них придется умереть, Лорен твердо знала, что победить должна будущая примерная жена Мердока. Иной исход был бы оскорблением памяти отца, а этого Лорен никогда бы не допустила.

После того как еще ребенком она побывала в плену у Морганов, отец поспешно обручил ее с сыном одного из старейших своих союзников. Мердоки владели обширными землями, что тянулись вдоль скалистых берегов материка — как раз напротив острова Шот. Из поколения в поколение между двумя кланами заключались браки, но впервые за все время их союза дочь лэрда клана Макрай должна была стать женой лэрда клана Мердок.

Это Лорен хорошо понимала. Отец, Ханна, да и все сородичи приложили немало усилий, чтобы внушить ей, как важен этот брак, сколько блага принесет клану, как укрепит защиту Шота — ведь на помощь в борьбе с англичанами всегда сможет прийти внушительное войско соотечественников с материка. И Лорен, искренне веря отцу и всем прочим, шла намеченным для нее путем без возражений, хотя втайне порой гадала о том, как сложится ее будущая жизнь, каково ей будет покинуть Шот и войти в чужой клан. Эти мысли будоражили и пугали девушку, однако у нее хватало ума не заговаривать о них вслух.

— Ты все снесешь и выстоишь, — бывало, с грустной улыбкой говаривал ей отец. — Ты ведь сильная и отважная, моя Лорен. Знаю, ты сумеешь полюбить свой новый дом и своего мужа.

Лорен на эти слова неизменно кивала, не решаясь сказать о том, как пугает ее собственная слабость, что ей не хватит ни сил, ни отваги жить вдали от Шота. О, она хорошо умела притворяться счастливой и знала, как согнать с отцовского лица едва заметные тревожные морщинки.

Но сегодня утром Лорен не на шутку растерялась, услыхав, каким тоном ткачихи произносят ее имя, какие сплетни разносятся по ткацкой вперемешку с мерным цокотом и стуком станков.

Ноги ее сами собой остановились за дверью ткацкой, там, где никто из тех, что болтали, не мог ее заметить. Сообразив, что она собралась подслушивать, Лорен смутилась и поспешно нагнулась, делая вид, что хочет вытряхнуть из сапога камешек.

— … Вот-вот прибудет Мердок, и что же он, по-вашему, подумает?

— Что Лорен своевольна и своенравна, как ветер. И это сущая правда.

— Ха! Да просто она унаследовала жизнерадостный нрав своей матери — только и всего.

— Да, но Мердок-то этого не знает! Говорю вам, с ней надо что-то делать.

После этих слов кое-кто из женщин захихикал.

— И что же ты предлагаешь, Майкел? Привязать ее во дворе за ногу, чтобы не рыскала по всему острову?

— Это же просто неприлично! — не уступала Майкел. — Не женское это дело — ездить в дозоры. Лорен должна оставаться в замке и заниматься домашними делами. И готовиться к своей свадьбе, вот что!

Лорен были знакомы их голоса. Она росла вместе с этими девушками, училась у их матерей. Как же больно ей было сейчас слышать из их уст такие упреки — пускай даже заслуженные! Нет, не стоило подслушивать, нехорошо это, мрачно заключила Лорен… но не двинулась с места.

— Майкел права, — заявила еще одна женщина, Клара, мать троих детей. — Лорен следовало быть сейчас здесь, с нами. Нам еще многое предстоит подготовить до свадьбы, а она вечно носится где-то вместе с мужчинами. Вы же слышали, что случилось с ней на прошлой неделе — как она свалилась в пещеру, поранилась, и тому англичанину пришлось ее спасать. И как мы теперь выглядим, по-вашему?

— А так, что мы не в силах представить лэрду Мердоку достойную невесту, — мрачно отозвалась Майкел.

— Что вы все цепляетесь к пустякам? — вмешался спокойный, уверенный голос, и Лорен приободрилась, узнав Венору, старинную подругу своей матери. — Оставьте девочку в покое. У нее всегда был вольный нрав.

— Ребенку это, конечно, простительно, — фыркнула Майкел, — но она ведь уже взрослая, да еще невеста. Если она не изменится, то опозорит всех нас!

Венора укоризненно прищелкнула языком:

— Не опозорит.

— Почем тебе знать? — с вызовом крикнул кто-то.

— Потому что, — Венора многозначительно помолчала, — потому что она — Лорен Макрай, дочь Хеброна. И этим все сказано.

Лорен выпрямилась, повернулась и пошла прочь, туда, откуда явилась, чтобы не проходить мимо распахнутой двери ткацкой.

После злосчастного случая в пещере миновало шесть дней, и только три дня назад Лорен начала снова выезжать в дозоры. Три дня на отдых — она сама так решила. Три дня на то, чтобы оправиться от раны, переохлаждения, боли в плече. И от назойливого воспоминания о мертвом викинге, из тела которого торчит окровавленный клинок Ариона.

Три дня отдыха — и Лорен от безделья едва не сошла с ума. Впрочем, в первый день она и вправду отчаянно нуждалась в передышке — недаром же почти все время спала. Зато следующие два дня были истрачены впустую — отдых Лорен больше не был нужен. Силы ее восстановились, плечо уже не болело, и все же она мешкала, не торопясь сызнова отправляться в дозор.

Просто для того, чтобы кое-что себе доказать. Доказать, что ей совершенно не хочется видеться с Арионом Морганом — ни сейчас, ни еще когда-либо.

Высадившихся на острове викингов искали долго, но безуспешно, и было почти единодушно решено, что они, на счастье островитян, утонули в пещерах, застигнутые приливом. Наружу из подземного хода так никто и не вышел, но все же возле выхода в расселине теперь днем и ночью выставляли стражу — просто так, на всякий случай. В Кейре воцарилось отрешенное, почти сонное спокойствие — зловещий призрак недавней опасности постепенно растворился в монотонном ритме повседневной жизни за крепкими стенами замка.

Поэтому Лорен не торопилась покидать Кейр. У нее и в замке было достаточно дел. Она по-прежнему присутствовала на утренних советах, упрямо занимая отцовское кресло, хотя кое-кто на нее уже косился. Она посещала раненых, беседовала с ними, ободряла, воодушевляла. Ее двоюродный брат Квинн по-прежнему не приходил в себя — хотя целители рассказывали, что он уже способен проглотить пару ложек мясного отвара, а это добрый знак. Квинн из-за своей тяжелой раны и понятия не имел, сколько странных и страшных перемен случилось в жизни клана после того рокового сражения.