Голос Эмили зазвенел громче, привлекая его внимание.

«Я не позволю вам причинить зло этой невинной душе, сказала она: я буду защищать ее, жизни своей не жалея. Разве мало на свете, сказала она, грешных женщин для ваших мерзких нужд, что вам надо губить эту овечку?»

— Хватит, — сказал Эшленд.

Эмили, вздрогнув, подняла глаза.

— Сэр?

— Пожалуйста, надвиньте повязку на глаза, — резко произнес он.

Она сидела, заложив книгу пальцем, и старательно смотрела в сторону.

— Я чем-то не угодила вам?

— Повязку, мадам.

Эмили легонько вздохнула и положила книгу на стол. Ее длинные пальцы прикоснулись к повязке и поправили ее так, чтобы она снова закрывала глаза.

Эшленд длинно выдохнул и встал с кресла.

— Если вы не уйдете сейчас, то пропустите свой поезд.

— Неужели уже так поздно?

— Да.

Он подошел к дивану, отыскал ее корсет. Она все еще сидела на стуле, повернув к нему неулыбающееся лицо. На фоне матово-черной повязки ее волосы сияли как золото. Тело под сорочкой, освещенное лампой, было видно до мельчайших деталей.

Мужчина, совершающий прелюбодеяние в сердце своем…

— Идемте. — Он взял ее за руку и помог встать. — Ваш корсет.

Эмили подняла руки, он пристроил корсет на талию, помогая себе обрубком руки, чтобы удержать его на месте, а левой рукой затянул шнуровку. Она не догадывалась о его увечье, не понимала, что к ее безупречному молодому телу прикасается изуродованная рука.

С божьей помощью никогда и не узнает.

— Вы не носите панталоны, — заметил он, завязывая тесьму на нижних юбках.

— Я их никогда не любила, только зимой.

— Но сейчас зима.

Эмили не ответила. Эшленд надел на нее юбку и лиф, те же самые, что и на прошлой неделе. Вероятно, она сильно нуждается? Но одежда превосходного качества, хотя и поношена.

— Карета отвезет вас на станцию, — сказал он, застегнув последнюю пуговицу. Эмили стояла перед ним, сильно выпрямившись, аккуратная и элегантная, как герцогиня. — Могу я что-нибудь для вас сделать? Вы говорили о стесненных обстоятельствах. Вам что-нибудь нужно?

— Нет, сэр, — ответила она.

— Вы приедете в следующий вторник?

— Если смогу.

— Вы говорите так холодно.

Она засмеялась.

— Вы и сами не особенно теплы, мистер Браун.

— Простите. Я нахожу сложным… я не… — Он глянул на часы. — Вы опоздаете на поезд. Я принесу ваше пальто.

Позвонив миссис Скрутон, он закутал Эмили в шарф и пальто. Затем осторожно водрузил ей на голову шляпку и воткнул шляпную булавку точно в то место, откуда извлек ее два часа назад.

— Скажите мне кое-что, сэр, — произнесла вдруг Эмили. — Зачем вы это делаете? Зачем платите женщине кругленькую сумму в пятьдесят фунтов просто за то, чтобы она вам читала? Вы никогда… вам никогда… — Она замолчала и облизнула нижнюю губу. — Вам никогда не хотелось большего?

Эшленд протянул Эмили ее перчатки и, глядя, как в плотно облегающей лайке один за другим прячутся ее длинные пальцы, ответил:

— Я хочу большего, Эмили. Я — мужчина. Конечно, я хочу большего.

«Наковальня»

Две недели спустя

Эмили заметила знакомое лицо мгновением позже, чем следовало.

— Вот это совпадение! Ну что, мистер Гримсби? — Фредди поднял руку и помахал. — Присоединитесь к нам на партию-другую?

Рюкзак на спине показался Эмили тяжелым, словно набитый свинцом. Она быстро окинула пивную взглядом. Головы пока в основном опущены; кружки с элем многообещающе ждут своих хозяев. В сотне ярдов отсюда привокзальные часы безжалостно отсчитывают секунды, одну за другой. В четыре тридцать восемь поезд из Йорка, отчаянно дымя, подкатит к платформе, и неугомонный герцог начнет мерить шагами ковер своего личного номера в «Эшленд-спа-отеле».

— Да, — сказала она. — То есть нет. Я надеялся, что… что…

Глаза Фредди расширились от догадки.

— Что такое, мистер Гримсби? Вы здесь не просто так?

Эмили сделала глубокий вдох.

— Я пришел за вами, ваша милость. О чем вы только думаете? То, что я отпустил вас сегодня пораньше, не дает вам права губить свои мозги и характер в такой неподобающей манере.

Чья-то голова резко вскинулась вверх, раздался хохот.

Фредди торопливо вскочил.

— Боже правый, мистер Гримсби! Нет никакой необходимости устраивать все это!

— Есть. Я потрясен, ваша милость. Потрясен до глубины души. Вы сию же секунду вернетесь в Эшленд-Эбби…

— Послушайте, мистер Гримсби… — Фредди подтолкнул вверх очки и кинул тоскующий взгляд на оставленный эль и брошенные на столе карты.

— Глядите-ка, парни, — фальцетом сказал один из посетителей, — нянюшка юного Фредди добралась до самой «Наковальни», чтобы утащить его обратно, к бутылочке с молочком и кашке…

Остаток фразы потонул во взрыве хохота. Лицо его милости заалело.

— Ну вот, видите, что вы наделали, Гримсби…

— Мистер Гримсби.

— Вы — тиран, вот вы кто. Проклятый тиран, и это после того, как я спас ваши мозги и не дал им размазаться по бальному залу…

— Это был ваш отец.

— Да к черту моего отца!

Снова громовой взрыв хохота. Эмили подбоченилась и сурово посмотрела на Фредди.

— Ваша милость, — с тихой свирепостью произнесла она, — вы вернетесь в аббатство сию же секунду. Ровно в девять утра я буду ждать вас в классной комнате с завершенным латинским стихом.

Он скрестил на груди руки.

— А если я не уйду?

Она подалась вперед.

— Я приведу сюда вашего отца.

Фредди запрокинул голову, уставился в потолок и грубо захохотал.

— О, вот это здорово! То есть вы приковыляете в отель и просто постучитесь в дверь?

— Не дерзите.

— Даже и не собираюсь. Это чистая правда. Он сегодня снова там, и мы оба это знаем. — Фредди понизил голос до шепота, но звучало это весьма резко.

— Совершенно не наше дело, чем его светлость занят сегодня вечером, — отрезала Эмили, проигнорировав его колкость. — А вы сейчас пройдете к той двери, лорд Сильверстоун, и велите привести вашего коня.

Фредди прищурился. Эмили прищурилась в ответ.

— Да провались все пропадом, Гримсби, — надулся Фредди, повернулся, взял свою кружку, осушил ее и с вызывающим видом направился к двери. — А вы идете, Гримсби? — кинул он через плечо.