— А сколько лет ты танцевала?

— С шести лет — уже почти двадцать два года. Ты представь себе — выкинуть двадцать два года из жизни.

Воспоминания, как и прошлое, — гравитация. А чтобы полететь или просто улететь от прошлого — нужно преодолеть эту самую силу гравитации, подумала я… и еще до совместного завтрака накидала на салфетке сценарные заметки. Отцу бы понравилось, он бы сразу сказал, как правильно развести эту мизансцену.

— Ты чего будешь есть? — спросила я Нику.

Она засмеялась и улыбнулась.

— Раньше я на завтрак ела половинку киви и грейпфрутовый сок. Ничего больше нельзя было. Сначала страсть как мечтала о манной каше, потом научилась не думать.

— Сейчас посмотрю! — манки не было, я сделала себе в телефоне заметку обязательно ее купить. — Нет, пока мы с тобой каши не сварим, зато могу сделать тосты, будем есть их с маслом и джемом, и еще я сварю яйца. Тебе вкрутую или всмятку?

— Давай и так и так! И еще я очень хочу кофе со сливками.

Мы не стали собирать диван и завтракали, поставив подносы на простыню. Включили телевизор — и смотрели сериал по ТНТ. Мы могли себе позволить все — мы же слабые женщины.

После того как мы уговорили по три тоста с абрикосовым джемом, пришла очередь кофе. Я уже года три, как не употребляла кофеин, но обещала за компанию выпить полчашки. Нике я насыпала все две с половиной ложки, себе сделала горячее молоко с кофейным вкусом.

— А давай покурим! — сказала Ника. — Я до вчерашнего дня курила всего пару раз в жизни, оба раза, чтобы взбесить Макса.

— Смотри, ты уже улыбаешься, я пойду поищу.

Курит ли Макс (или действительно делает крайне редко, не сохраняя сигарет), я не знала, поэтому искать сигареты в этом доме — что иголку в стоге сена. Однако когда я собиралась, то кинула в сумку ту злосчастную пачку маминых сигарет.

— Ура! Сигареты есть, одна проблема, зажигалки нет!

— Мне вчера Макс давал сигарету, и зажигалку он брал с подоконника. — На подоконнике действительно оказалась зажигалка, а еще на тот же подоконник я кинула тот злосчастный браслет Тиффани. Я взяла его в руки и начала крутить на пути к дивану.

Мы пили кофе и курили, стряхивая пепел в пустую тарелку.

Ника посмотрела на браслет:

— Это тебе Макс подарил?

— Нет. Не поверишь, нашла под кроватью матери и отчима. Мама в те дни была во Франкфурте, и тем более моя мама никогда не наденет такое украшение, потому что считает это дешевым кичем для молодежи. То, что подделывают, вызывает у мамы приступ бешенства.

— Ты думаешь, была любовница?

— Ну а кто еще мог оставить? Не собака же притащила с прогулки.

— Будешь говорить маме? — Ника и впрямь озадачилась моей проблемой, она проявила такое участие, что мне уже не была в тягость забота о ней.

— Пока не решила. С одной стороны, я питаю личную неприязнь к Эмилю и не хотела бы, чтобы моя мать с ним продолжала жить. С другой стороны, я не хочу быть гонцом, несущим дурную весть.

— Ты говоришь, как Макс, — заметила Ника и была права. — Но тут я должна тебя остановить. У тебя личные счеты с Эмилем, и ты их хочешь свести. А вдруг твоя мама с ним счастлива? Сколько ей лет? Любая женщина боится старости, и из двух зол — стареть одной или стареть с изменяющим мужчиной — она выбирает второе. И в последнюю очередь она хочет думать о том, что кто-то знает об изменах мужа. Верных мужчин не бывает.

— А каково мне жить с этим?

— А каково ей будет с этим жить, ты не подумала?

— Но он же рано или поздно от нее все равно уйдет, я уверена. Просто тогда она еще больше к нему привяжется.

— Или разочаруется и будет легче. Не решай за других людей.

Я пошла мыть посуду. Ника смотрела на меня и наблюдала за каждым движением.

— Вот смотрю я на тебя, и мне тоже не терпится — встать на ноги, взять губку и научить тебя, как быстрее мыть посуду. Нужно сначала всю намылить, а потом ополоснуть.

— Зато мне всего двадцать один, — прошептала я себе под нос и продолжила делать так, как делаю.

В мой монастырь просьба вносить устав исключительно на каблуках.

Я вышла на воздух, взяв пачку сигарет, — расположилась на крыльце и дышала пасмурным утром, как эвкалиптом. Мне уже надоедало писать заметки на салфетках, и я решила, как только появится возможность, привезти сюда компьютер и провести Интернет — чтобы было чем себя занять. Макс был яростным противником и того, и другого, считая, что для этого существуют офисы. Но что делать нам? Безработным и обездоленным?

Друг из Бронкса пропал на пару дней. Голос у него был мрачный и бездушный.

— Саш, что случилось?

— Я такая тварь.

— Так, теперь по порядку.

— Помнишь, я тебе рассказывал про Сашку?

— Помню, конечно, ты еще обещал меня с ней познакомить.

— Знакомство откладывается. Я тогда собирался даже Женьку бросать, думал, что все — надо отдохнуть, Сашке пообещал, что приму решение. Так тут мне Женька рассказывает, что ее ограбили в ее Зеленограде, ты прикинь, мою женщину ограбили? Какой-то урод нож ей приставил к горлу!

— С ней все в порядке?

— Более-менее, отделалась испугом, украли только браслет и кошелек. Одним словом, забрали все самое ценное. Но больше всего меня потрясают ее родители — они были так спокойны, я рвал и метал, а они были спокойны…

— Она сходила в милицию?

— Да что ходить — она от испуга даже лица его не помнит, да и что это даст… Ладно, подарю я ей такой же браслет на день рождения, он у нее через пару месяцев как раз. И кошелек сейчас поеду куплю. Вот бывают же уроды на свете. Я как подумаю, что какая-то мразь касалась моей женщины, мне так тошно становится. А я ничего не могу сделать, но только если бы я в ту ночь был с ней, а не с Сашей, ничего бы не случилось.

— Нельзя думать о жизни в сослагательном наклонении, оно уже случилось, тут ничего не поделаешь.

— Я просто не понимаю, почему она должна страдать — да, она совершила одну ошибку — тогда с этим люберецким бандитом поцеловавшись, но она же пьяная была. Сколько раз я подобным образом грешил, и ничего — мне ничего за это не было. А она страдает.

Мне казалось, что меня сейчас разорвет на сотни миллиардов нейтронов и протонов.

— Сашк, мне очень жаль — прости, мне надо бежать! Ты приезжай ко мне на днях в гости. Я правда теперь за городом живу, но ты же сможешь выкроить время.

Я вернулась в дом холодная, злая и рассерженная, с циничным пониманием, что счастье в неведении, но ты уже в ведении и потому несчастна.

— Ник, а если бы ты узнала, что твой отчим изменил твоей маме с девушкой твоего лучшего друга, ты бы рассказала?