После разговора с варваром Герика не смогла уснуть. Царевна и жрицы давно уже спали, а мелья продолжала сидеть возле костра, глядя в огонь и стараясь, чтобы никто не заметил, как сильно она расстроена.

Нет, Герика не сердилась на Солан, из-за которой была вынуждена назвать северянину свое имя, хотя и не собиралась этого делать. Она понимала, что юная царевна по-прежнему верит в невиновность отца… да и какая дочь на ее месте не верила бы? Мелья тоже желала во всем разобраться – вот только не ценой уступки Рагнару, чтоб ему провалиться, как любят приговаривать его земляки. Но вышло иначе, чего уж теперь жалеть.

Нет, Герику не огорчило изменившееся отношение сестер: услышав обещания Рагнара, молодые жрицы стали посматривать на нее с легким укором и даже с завистью. Возможно, Хризе или Анат северянин казался завидной партией, и они не понимали, почему мелья ведет себя с ним надменно и строит из себя неприступную, гордую царицу. Герике было больно от этого, но она не осуждала их – они знали лишь то, что видели.

То, что происходило с ней, терзало душу мельи, и она искала способ выплеснуть свои чувства наружу, без слов рассказать о них, чтобы облегчить боль.

Мира всегда носила с собой маленькую флогеру, на которой под настроение любила играть, и Герика выпросила у нее флейту. Обычно музыка помогала ей обрести душевное равновесие; она надеялась, что поможет и сейчас. Девушка поднесла инструмент к губам, и над притихшим лагерем поплыла красивая и печальная мелодия.

…Ее семья ни за что не согласится на этот брак. Сегодня вечером, слушая северянина, Герика понимала: он не врет. Он в самом деле способен добыть и войско, и земли, и золото. И да, он красив. Мелья была вынуждена признаться самой себе, что ей нравится его лицо и его тело. Он молод и силен, у них могли бы быть здоровые, красивые дети. И если он готов воздавать лаской за нежность и послушание, то можно найти к нему подход и научить его многим вещам, которых ему пока не хватает… Но даже если она даст согласие и станет его женой, ее родные никогда не признают законным мужем какого-то дикаря. Поэтому, если Герика не хочет разбить сердце своей матери и опозорить отца, она не должна соглашаться. И не согласится. В свое время, пройдя Посвящение и став атикайей, она вернется домой, и отец выберет ей подходящего жениха. Которого она постарается принять и полюбить…

Да, браки по любви, особенно по взаимной, были в их мире огромной редкостью. И чем выше было положение семьи, тем меньше обращали внимание на чувства, а больше – на то, чем важен и выгоден тот или иной союз. Герика знала, что так было и с ее родителями. Когда она спросила у матери, выходила ли та замуж по любви, мать не стала рассказывать дочери глупые сказки. Но поделилась с ней главным: даже если между супругами поначалу нет никаких нежных чувств, всегда есть возможность вырастить их самим – из взаимного уважения и заботы, из умения слушать и слышать, понимать и, если надо, уступать. Тогда боги и посылают семье священный огонь любви, который горел в глазах ее родителей, когда они смотрели друг на друга.

И все же такое возможно не всегда и не с каждым. Смогла бы Солан когда-нибудь полюбить царевича из Лодоса? Или другого царевича, который, по слухам, предпочитает мужчин? Смогу ли я полюбить выбранного не мной человека только потому, что отец сочтет этот союз выгодным?

Герика играла, а по щекам ее медленно катились слезы. Чего Великая Тривия хочет от своей дочери? Неужели чтобы Герика нарушила все семейные традиции и законы, стала женой варвара и отправилась с ним на север?!

Нет, я не могу. Не могу! Не имею права…

А может, она просто чего-то не понимает? Тривия показала ей двух мужчин, и Искандер был первым, кого она увидела и узнала. Но, увы, все мысли царя сейчас занимала война, и для чувств в душе Искандера совсем не осталось места.

Как жаль, ведь он тоже заслуживает любви, как и все мы – я, Солан и даже Рагнар. Судьба не напрасно свела нас вместе, но для чего? Неужели лишь для того, чтобы мы причиняли друг другу страдания?

Флогера всхлипнула и замолчала. Девушка беззвучно плакала, закрыв лицо руками.

Она легла поздно, не выспалась и проснулась с опухшим лицом. И теперь полулежала в повозке, отвернувшись от всех и прикрыв глаза. Солан было жаль подругу, но она не могла найти слов, чтобы ее утешить: наговорить можно всякого, пообещать, что все закончится хорошо, но какое там «хорошо», если вождь северян ясно сказал, что возьмет ее в жены – и все тут!

Солан ждала Рагнара, но он пока не появлялся. Лишь тот дерзкий молодой северянин ехал недалеко от повозки и что-то мастерил из кожи прямо в седле, ловко прокалывая лоскутки длинной иглой с крючком на конце и сшивая их жилами.

Жрицы не обращали на него внимания, только любопытная Тайлин вертелась рядом: ей было интересно, что делает варвар. Да и сам он, судя по всему, тоже был ей интересен.

– Что это у тебя? – спросила она, разглядывая железный колпачок, надетый на большой палец левой руки северянина. – Шлем для пальца? Он у тебя тоже воин?

– Theembol9, – ответил мужчина и привычным жестом убрал за ухо волосы. – Не знать, как сказать… плохо говорить южный язык. Мало бывать здесь. Один раз.

Тайлин заглянула в его глаза, голубые и ясные, как летнее небо, и неожиданно предложила:

– Я могу научить тебя, если хочешь.

Северянин посмотрел на нее сверху вниз, улыбнулся и качнул головой:

– Нет.

– Нет?! – не то удивилась, не то обиделась девушка. – Почему?

– Это не нравится вождь, – отозвался он, не отрываясь от работы. – Твой и мой.

Тайлин обернулась… и наткнулась на сердитый, осуждающий взгляд Зелии. Старшая из воительниц ничего не сказала, только многозначительно хмыкнула и прошла мимо.

– Я просто хотела помочь, – хмуро проговорила девушка. – Это плохо?

Зелия ничего не ответила. А вот Хризе, поравнявшись с ней, скорчила гримасу и передразнила:

– Это не нравится вождь!

Тайлин зашипела, как кошка, звонко шлепнула ее по заду и услышала тихий смех северянина:

– За правду не бьют.

Он затянул последний узел, перерезал жилу ножом и убрал иглу в поясную сумку. А потом подъехал к повозке, оглядел лежащую с закрытыми глазами Герику и, наклонившись, положил на колени Солан пару легких кожаных сапожек.

– Это для нее. – Он показал на жрицу. – Больше не пыль, не грязь, не боль. Рагнар сказал – Арне сделал.

– Спасибо, Арне. – Солан повертела в руках необычную обувь, которую с трудом представляла на ногах у подруги. – А ты не мог бы напомнить вождю, что он кое-что мне обещал?

Иногда с Рагнаром Кромхартом было просто невозможно разговаривать.

С первых минут знакомства с северянином Искандеру казалось, что он встретил старого доброго друга, который знает его, как никто другой, и понимает почти без слов. Учитывая огромную разницу в воспитании, образовании и мировоззрении, это казалось очень странным и удивляло Искандера, но когда он познакомил Рагнара с Калигаром, тот, понаблюдав со стороны, объяснил ему: