Парашютист тем временем принялся старательно выбирать стропы, планируя поближе к своей обидчице. Опустившись чуть в стороне, эсэсовец сбросил с себя парашют и бросился прямиком к поверженному рохляндскому предводителю.

Рохляндская принцесска, едва завидев несущегося навстречу высокого человека в летной форме увешанной железными крестами, схватила винтовку и двинулась навстречу подонку, едва не угробившему любимого «папА».

Уязвленный скорым расставанием с крылатой машиной, ас, завидев весьма решительно настроенную девушку, сперва сбавил шаг, а после того, как в грудь ему уставился ствол винтовки, для пущего эффекта укрепленный штыком, и вовсе остановился в нескольких шагах от разъяренной особы.

Улыбнувшись, он выставил вперед развернутые ладони, после чего, стараясь не делать слишком резких движений, опустил их на причудливо украшенный заклепками и шипами ремень, на котором болталась кобура, и принялся расстегивать пряжку, всем видом показывая, что намерен избавиться от опасной ноши. Не переставая улыбаться, он выдернул кожано-шипастую змею из брючных петель, и в тот момент, когда кобура брякнулась оземь, отвлекая на себя внимание «девушки с ружьем», подлый эсэсовец легким движением руки сообщил ремню дополнительное ускорение, приведшее по замысловатой траектории его массивную пряжку на встречу с головой красотки.

Если бы не подарок брата — фирменный поло-шлем из натуральной пробки, черепушку рохляндской наследницы, вполне вероятно, раскроило бы пополам, но произведенный эффект и без того не сулил девушке ничего хорошего. Рухнув на землю как подкошенная, от дикой боли, вошедшей под черепную коробку, словно хан Мамай, она слишком долго не могла сообразить, что же произошло, а когда наконец пришла в себя — над ней возвышался молодчик в летном костюме — наган благополучно болтался на ремне, а в руках эсэсовца уже была трофейная винтовка. Нагло улыбаясь, он штыком педантично нарезал девичьи шмотки на аккуратные полоски.

Когда девушка наконец зашевелилась, он наклонился над ней, и ухватив пальцами за щеку, загнусавил:

— Я есть немножко любить садо-мазо, фроляйн!

Он шлепнул ее по лицу, так что на нежной коже остался след его пятерни, и назидательно продолжил:

— Глупая женщина не может убить меня! Придется немножко умирать!

Руки эсэсовца сомкнулись на девичьей шее, и в этот самый момент кто-то неожиданно покусился на его спину где-то в районе пояса. Эсэсовец покачнулся, выпуская свою симпатичную жертву из рук — за спиной его голосил визжащий от боли Гек, раскроивший руку о шипованый ремень.

Обернувшись на этот вопль, любитель садо-мазо еще успел разглядеть своего обидчика, и в этот самый момент крепкая рука сомкнулась на его промежности, выкручивая одновременно и волю, и разум:

— А я еще девушка! Понял?

Последовавший удар ножом в глаз был уже практически снисхождением…

Последний резерв урочьего войска — части, расположившиеся в развалинах Кеми, был приведен в ружье — наблюдатели на полуразрушенных смотровых башнях не так давно заметили шустро скользящие по воде странного вида парусники. Откровенно говоря, ничего особо странного в этих суденышках не было, за одним весьма важным исключением — ни в прицел, ни в бинокль, ни в телескоп не разглядеть было на палубах ни единой души, но тем не менее, словно направляемые чьей-то твердой рукой, корабли продолжали упрямо держать курс на Кемскую пристань.

Урочьи полки, выстроенные на упиравшейся прямо в пристань торговой площади, гудели, словно мощный трансформатор. Мало того, что войнушка постепенно превращалась из развлечения в побоище, так еще и воевать приходилось невесть против кого.

Корабли-призраки медленно подваливали к бетонному причалу, глухо ударяясь боками о болтающиеся на ржавых тросах рваные покрышки, — вместе с каждым новым судном разговорчики в строю становились все тише и тише, покуда не смолкли совсем. Ошалевшие урки, раскрыв рты, наблюдали, как безлюдная флотилия внаглую швартуется перед самым их носом.

Тишину нарушила верная соратница командурка, отряженная в Кемь начальником гарнизона. Разбитная деваха, растолкав примолкших бойцов, вывалила на передний план свой пропитой фейс и завопила не менее пропитым голосом, обратив свою речь в пустоту, заполнявшую палубы кораблей:

— Никак краснознаменный балтийский флот прикатил? Аврора, понимаешь, все дела! Ну, давай! Давай, выходи бороться! Поглядим, что за «летучие марихуанцы» к нам пожаловали!!! Специалиста по игре на траве подвезли?

Не успела «красотка» заговорщицки подмигнуть своей банде, обернувшись к порядком струхнувшим подчиненным, как один за другим, лихо преодолевая высокие борта флагманского корабля, на пристани появились Агроном, Лагавас и Гиви собственными весьма довольными персонами.

Вот теперь урки приободрились, — трое пусть и не самых приятных личностей не сулили больших проблем, — бряцая оружием, Кемский гарнизон двинулся на несвятую троицу. Как-то уж слишком вызывающе выглядевший Агроном сотоварищи в свою очередь выхватили свои погремушки, и, к немалому урочьему удивлению, хорошее настроение покинуло их, не успев навестить.

Это Гиви, грязно ухмыляясь, прогнусавил:

— Вас прыветствует частный капитал! — насладившись непонятным покуда никому тайным смыслом сказанного, он продолжил: — Буржуи, мочи козлов!

И тут численное превосходство Кемского гарнизона растаяло, как снег под струей мочи, — за спинами смельчаков, буквально секунду назад казавшихся самоубийцами, возникла призрачная армада, в мгновение опрокинувшая собравшихся на площади урок. Но самым страшным оказалось то, что появившиеся на пристани призрачные войска оказались не более чем малочисленным арьергардом — потоку, хлынувшему с кораблей, казалось, не будет конца — зеленые полчища, ведомые гномом, эльфом и бомжом, спешили на выручку Гондурасу.

Царивший в тылах урочьей армии хаос способствовал быстрому продвижению олигархической армии к гибнущей крепости — Лагавас и Гиви, снова затеявшие спор «Кто сильнее в мокрых делах», не успевали подсчитывать собственные успехи:

— Пятнадцать! Шестнадцать! — пыхтел гном.

— Двадцать! — издевательски вопил эльф, переставляя магазины на своем автомате.

— Семнадцать! Восемнадцать! — тужился гордый недомерок.

— Двадцать девять! Тридцать! — улыбался Лагавас. — И вообще, прекрати приплюсовывать тех, кто помер со смеху, на тебя глядючи.

Гиви замолк на несколько минут, после чего откуда-то из толпы раздался его победный вопль:

— Дивяноста девить! Дальше счету все равно нет!

Лагавас выставил палец наподобие пистолета, сдул воображаемый дымок и гоготнул:

— Все равно приз лучшему бомбардиру — мой!

Зачинавшийся спор прервал вошедший в роль великого полководца Агроном:

— Лагавас, завали слона!

Им навстречу действительно неслись последние из оставшихся в бою слонопотамов, теперь скорее спасавшихся бегством, но все равно представлявших немалую опасность для родины.